Интернет-журнал "Домашняя лаборатория", 2007 №3

Аббат распахнул ему объятия. "И обменяемся поцелуем мира, о брат Вильгельм. С человеком вашей образованности я мог бы длительное время дискутировать о разных каверзах богословия, тонкостях морали. Однако не будем отдаваться пылу спора, не уподобимся парижским преподавателям. Вы правы, у нас с вами совместная важная цель, и давайте продвигаться к цели в обоюдном согласии. Я заговорил обо всем этом лишь из-за того, что думал о возможной взаимосвязи, понимаете? Или, вернее, думал о том, что кто-нибудь другой может подумать о возможной взаимосвязи между совершившимися преступлениями и теоретическими взглядами ваших собратьев… Поэтому я хотел бы предупредить вас… Мы обязаны предвидеть любое обвинение и любой выпад авиньонцев".

"Следует ли так понять, что ваше высокопреподобие благоволит предуказать направление моих поисков? Вы предполагаете, что в основе нынешних преступлений могут находиться темные мотивы еретического прошлого какого-либо монаха?"

Аббат молчал, глядя в глаза Вильгельму с совершенно непроницаемым лицом. И сказал: "В этой прискорбной истории следователь — вы. Вам и пристало подозревать. И рисковать, что подозрение несправедливо. А я здесь — только отец своим чадам. К сему добавлю, что если бы мне сделалось известно — доподлинно и с доказательствами — предосудительное прошлое какого-либо моего монаха, я сам бы вырвал сорную траву. Все, что знаю я, знаете и вы. Что я не знаю — узнаете вы, благодаря вашей проницательности. Но в любом случае, о любом открытии непременно и в первую очередь вы оповестите меня". Попрощался и вышел.

"Дело осложняется, любезнейший Адсон, — произнес Вильгельм, сильно помрачнев. — Мы гоняемся за какой-то рукописью, вникаем в диатрибы слишком любопытных монахов и в похождения монахов слишком любострастных… А в это время все определеннее вырисовывается другой след — надо сказать, совершенно другой… Значит, этот келарь… И он привел с собой это странное животное — Сальватора… Ладно. Сейчас пойдем отдохнуть, раз мы собираемся бодрствовать ночью".

"Вы все-таки хотите проникнуть ночью в библиотеку? Не оставляете тот, первый след?"

"Разумеется, нет. Да и кем доказано, что здесь два разных следа? И вдобавок история келаря может оказаться напрасным подозрением Аббата".

Мы отправились в странноприимные палаты. Дойдя до порога, он остановился и сказал так, будто разговор и не был прерван: "Вообще-то когда Аббат просил меня расследовать гибель Адельма, он имел в виду предосудительные связи среди его молодых монахов — и ничего более. Однако теперь, когда погиб Венанций, возбудилось много новых подозрений. Аббат должен догадываться или знать, что ключ к этой тайне — библиотека. А чтоб я вел следствие о библиотеке, он допустить не хочет. Вот и подбивает заняться келарем — чтобы отвлечь от Храмины…"

"Да почему ему не желать, чтобы…"

"Не задавай лишних вопросов. Аббат с самого начала заявил мне, что библиотека под запретом. У него на это, видимо, есть причины. А может, он и сам замешан в каком-то деле, которое, по его понятиям, не могло иметь касательства к смерти Адельма. Но сейчас он видит, что скандал разрастается и может дойти даже до него. И поэтому не хочет, чтобы выяснилась истина, — или по крайней мере чтоб ее выяснил я".

"Да что же… значит, мы в таком месте, откуда отступился Господь…" — в отчаянии сказал я.

"А ты много видел мест, где Господь чувствовал бы себя уютно?" — спросил в ответ Вильгельм, глядя с высоты своего роста.

Потом он отослал меня спать. Укладываясь, я сказал себе, что напрасно отец отправил меня смотреть мир, ибо мир сложнее моих понятий о мире. Слишком много приходилось узнать.

"Спаси мя, Господи, от пасти львов", — помолился я, засыпая.

Второго дня ПОСЛЕ ВЕЧЕРНИ,

где, невзирая на краткость главки, старец Алинард сообщает много интересного о лабиринте и как в него попадают

Когда я проснулся, час вечерней трапезы почти пробил. Со сна я был вроде как в тумане, ибо дневной сон с плотским грехом сходен: чем больше его вкушаешь, тем больше жаждешь и мучишься одновременно и от пресыщенности и от ненасытности. Вильгельма в келье не было — он, очевидно, встал давно. Я поискал его по аббатству и встретил выходящим из Храмины. Он сказал, что был в скриптории — листал каталог, смотрел работы монахов и пытался подобраться к столу Венанция. Но под тем или иным предлогом все бывшие в скриптории словно сговорились не пускать его к столу. Сначала его занимал Малахия, показывавший какие-то ценные миниатюры. Потом пристал Бенций — с сущими пустяками. Когда же он все-таки вырвался и сел к столу Венанция, возник, с предложением помощи, Беренгар, от которого избавиться было совершенно невозможно.