В женском уме Ксении закопошились тревожные мысли о возможном адюльтере. Внутренний голос подсказывал ей, что нужно всё бросать и дуть за мужем.
Времени было мало. Накинув плащ прямо поверх халата, Ксения припустила по горячим следам. Выбежав во двор, она увидела своего благоверного. Прячась и стараясь не попадаться мужу на глаза, она тихо последовала за ним.
Какого же былое удивление, когда Ксения увидела, как Иван, постояв возле памятника, развернулся и отправился в сторону дома…
– Ну и куда ты ходил? – устало спросила Ксения Ивана, когда супруги очутились дома.
Отпираться было бессмысленно, и Иван нехотя признался во всём жене.
– А ты можешь не ходить? – с остатком надежды взглянула на мужа Ксения.
Иван отрицательно покачал головой.
– И давно это у тебя? – с грустью осведомилась жена.
– Давно, – тяжело вздохнул Иван.
– Придётся тебя лечить, – сокрушённо констатировала Ксения, уже обдумывая дальнейший план действий.
Поиски специалиста по анонимному лечению в итоге привели к тому, что супруги предстали в медкабинете перед пожилым дядькой в белом халате.
– Доктор, помогите! – взмолилась Ксения.
– Попробую, – бесцветно пробурчал «белый халат». – Рассказывайте, что у вас.
Выслушав рассказ, он задумчиво почесал затылок:
– Да-а, тяжёлый случай! – и принялся мучить Ивана всякими «Скажите «А», «Вытяните руки», «Дотроньтесь правой рукой до левого уха» и прочими тестами. После чего, наконец, впервые улыбнулся и сказал Ксении:
– Будем работать! Не волнуйтесь, всё будет хорошо! Я верну вам вашего мужа полностью здоровым! – и, обращаясь уже к Ивану, добавил:
– Я вас вылечу! Мы ещё будем с вами ходить каждые восемь часов вечера смотреть на памятник Чехову.
Татьяна Хорева
Исповедь
Я ничего не чувствую. Лишь во рту привкус сигарет. Они заменили мне все – любовь, развлечения, интересы. Когда мне хочется чего-нибудь, я просто беру в рот сигарету и убеждаю себя, что хотелось курить. Одежда, волосы – все пропахло дымом. Но я не могу остановиться. Со временем стало трудно даже высидеть лекцию – час двадцать без курения. Когда становится совсем уж не выносимо, я просто беру в руки сигарету и представляю, что курю. Нет, я не наркоман. Просто чувствую, что живу чужой жизнью, не своей. Как мне хочется вырваться из порочного круга, что-то изменить. Сердце все время чего-то просит, но я его не понимаю. Вместо этого я курю и убеждаю себя, что этого мне и хочется.
Вот я еду, сидя на ступенях эскалатора. Этого делать нельзя, но стоять нет сил. Сердце, как сломанный компас, постоянно ищет, но не находит путь. Моя жизнь цепями приковала меня к пустоте, и я уже не пытаюсь что-то изменить.
Я просто курю и убеждаю себя – это то, что мне необходимо.
Александр Батычков
Третий звонок
Висящие на стене холла настоящие механические часы пробили одиннадцать вечера. Их мелодичный звон ручейками разлился по всему помещению театра – в гардеробную – ведь театр, как известно каждому, начинается с вешалки, в холлы, заставленные антикварной мебелью, поднялся по лестницам на второй этаж – туда, куда посетителям обычно входить не положено – в гримерные, в комнаты отдыха, забитые реквизитом кладовые, затопил зал.
К администрации города подъехала машина, распахнула дверь и из нее выскользнула и побежала ко входу в театр, пригибаясь под упругими струями теплого весеннего дождя, Наташа, одна из актрис. Добежав до дверей, она подергала за них и негромко постучала.
Сторож театра, пенсионерка Мария Петровна, недовольно приоткрыла один глаз и поднялась со стойки буфета, облокотившись на которую, она доселе дремала. Негромко шаркая по коврам подошвами старых ношеных-переношенных тапочек, она пошла открывать, попутно бросив случайный взгляд на висящие на стене часы.
– Кого там нелегкая принесла? – пробурчала она себе под нос, но дверь открыла. Наташа вихрем влетела в теплое помещение театра.
– Мария Петровна, добрый вечер! – актриса скинула плащ и отдала его пенсионерке. Та приняла, недовольно взглянув на Наташу.
– Мария Петровна, я ненадолго! – актриса юркнула в соседнюю дверь, ведущую прямо в холл театра и, негромко цокая каблучками по мраморным полам, унеслась куда-то на второй этаж. Сторож уже было пошла в гардеробную, но тут в дверь театра снова постучали.
– Не заперто! – крикнула Мария Петровна. Дверь распахнулась, и в прихожую вошел Николай Иванович, актер. Его коронной ролью был доктор из «Безумного дня», и актер так сжился со своим образом, что и в повседневной жизни был более чем похож на своего персонажа – серьезного, умного, с идеальными манерами и даже, пожалуй, в чем-то немного чопорного.
– Мария Петровна, добрый вечер, – густым баритоном произнес он, снимая пальто и протягивая сторожу.
– Добрый, добрый. А у вас репетиция сегодня?
Николай Иванович почему-то замялся.
– Нет… А что, еще кто-то из актеров в театре?
– Да. Наташа вот только что, прибежала.
– Да забыла что-то, небось. Молодежь, они все такие – ветер в голове.