Интервенция

Понятное дело, на такие зачистки журналисты не допускались. Но для Джекоба было сделано исключение. Генерал мыслил так – если никому не позволить, начнут искать обходные пути. И ведь все равно найдут. Значит, кого-то нужно допустить. Джекоб парень надежный. Он бывал на настоящей войне и не верит во всякие глупости вроде прав человека. Он расскажет только то, что надо будет рассказать.

– Сержант, что у нас еще на сегодня? – спросил журналист после того, как солдаты вышли из подворотни, а трупы покидали в другую машину.

– Есть один объект. Там ожидается кое-что повеселее, чем расстреливать этих тупых обезьян. О нем только сегодня утром стало известно – и его велели ликвидировать обязательно сегодня, пока тамошние ублюдки не расползлись. По машинам!

* * *

Район, куда они направлялись, если верить карте, назывался Коломной. Забавное это было место. В других центральных районах города оставались следы последнего кратковременного экономического бума, который так внезапно закончился, – и посреди потрепанных, но красивых старых домов торчали спешно слепленные постройки, которые местные архитекторы, судя по всему, передрали из третьесортных американских архитектурных журналов. В Коломне ничего такого не наблюдалось – видимо, истерическое процветание, которое, как оказалось, было лишь агонией, сюда добраться не успело. Вокруг, куда ни взгляни, простирались донельзя обветшавшие улицы. Впрочем, кое-что пытались соорудить и здесь. На берегу канала, позади великолепного старинного театра, находилась громадная пустая площадка, обнесенная бетонным забором, за которым просматривался хаос каких-то бетонных конструкций. Видимо, тут что-то строили, строили, но так и не построили.

Но дальше снова тянулись ветхие, но все-таки очень красивые дома. Джекоб ощутил странное чувство – будто что-то втягивает его в эти улицы, будто старые дома должны сказать ему нечто важное. Так с ним уже неоднократно случалось в этом городе. Странно. Он видел много красивых старых городов – от Парижа и Рима до Багдада и Самарканда. Но такого с ним не случалось никогда. У одного из переулков стоял бронетранспортер, возле которого откровенно маялись дурью несколько солдат при полном параде – в касках, бронежилетах и с автоматами в руках. (Так в городе никто не ходил, даже патрули передвигались в обычной форме, а не в боевом сняряжении. Оно и понятно. Никакой опасности нет. А от местных со всех сторон градом сыплются насмешки. Дескать, ребята, а спите вы тоже в бронниках?) Но здесь был особый случай. Здесь находилась синагога. В первый же день после высадки к генералу Адамсу пришла делегация с требованием установить повышенную охрану культового сооружения. Ввиду возможности антисемитских выходок. Хотя у евреев и собственная охрана была очень даже ничего, да и за год безвластия антисемитские выходки ограничились парой надписей на окрестных стенах. К тому же окрестные районы были практически пусты. Но раз просят – пожалуйста. Менее всего генерал хотел портить отношения с представителями какой-либо конфессии. Так что теперь у солдат дежурство возле синагоги было самым неприятным моментом в службе. Этому радовались только офицеры, которые получили дополнительную возможность наказывать подчиненных. Когда машины проезжали мимо поста, Джекоб подумал: интересно, защищают ли такие вещи от антисемитизма или, наоборот, способствуют его росту?

Машины свернули с бесконечно длинной, узкой, прямой улицы на поперечную, столь же узкую, – и приблизились к скверу, который зарос так, что издали походил на лес. Возле сквера возвышался огромный шестиэтажный дом грязно-желтого цвета. Над ободранными парадными висели флаги: один просто черный, другой – черный с кельтским крестом, третий – красный с серпом и молотом в белом круге. Все стены были разрисованы грубо выполненными граффити и лозунгами, из которых следовало, что бить надо всех. Кроме того, имелись во множестве названия «тяжелых» западных рок-групп, а также замечательный лозунг: «Rossya for rossan»[9]. Джекоб не сразу понял, что это лозунг «Россия для русских» с тремя грамматическими ошибками. Непонятно было другое: почему националистический лозунг надо писать на чужом языке, которого к тому же не знаешь? Рядом с особой любовью был выполнен призыв «Все отнять и поделить».