Интервью

— Вот они, ваши благие намерения, доктор Дью!

Дью ничего не сказал, только обтер с меня кровь салфеткой. Когда он до меня дотрагивался, меня не бесило: он меня не лапал и не стремился причинить боль. Спокойно, с простыми практическими целями. Я даже не дёрнулся.

Хопп потом попал мне иглой в вену с четвертого раза, с миной и запахом абсолютного маньяка — я их много перевидал, это ни с чем не перепутаешь. А потом уволок препарат и больше в тот день не появился. Вечер наступал; они, в основном, работали часов до шести-семи пополудни. Я думал, меня пока оставили в покое, уже тихо в коридорах за дверью становилось — как вдруг услыхал, что открывается дверь.

И пахнет Дью, свежей раной и кровью.

Настоящей человеческой кровью, вполне тёплой — причём кровью Дью. Я подумал, что галлюцинирую.

Он подошёл. Зеленоватый с лица, левое запястье заклеено пластырем, в правой руке — аптечный пластиковый стаканчик объемом с четверть литра, наполненный кровью. И говорит:

— Ты меня понимаешь, правда? Хочешь пить?

Это смешно, конечно, было до невозможности, что человек со мной говорил, как с собакой или кошкой, но Дью, похоже, вообще не слишком хорошо себе представлял, что мы такое. Коллеги ничего толком не рассказали. Я ему улыбнулся, как сумел — восстанавливающиеся мышцы лица не хотели слушаться.

— Да, — говорю. — Ещё как.

Он поразился:

— Ты говоришь?!

А я:

— Кровь стынет.

Он мне протянул эту мензурочку, и я ее осушил одним глотком. Ну что тут можно сказать? Не то что обед — на четверть обеда не тянет. Кроха, у меня все внутри свело, как еще хотелось. Но я в жизни не видел, чтобы человек дал мне крови просто так.

Не за вечную жизнь, не за мое тело. Не в сексуальном зашоре. Потому, что я голоден, а ему это неприятно.

Мне захотелось сделать ему что-нибудь хорошее. Я вспомнил своего мэтра. Только к нему из всех людей чувствовал что-то сходное — но Бонифатио-то не знал, что я вампир, а Дью знает! Я поразился и сказал:

— Дью, хочешь, я расскажу тебе о нашей физиологии? Я знаю больше, чем твои болваны.

Его, по-моему, ужасно смутило, что я назвал его по имени и что предлагаю квалифицированный разговор. Его вид и его запах выражали примерно следующее: «Совсем ты не то, что я думал». Но если для меня стакан крови — это мало, то для него — вполне достаточно. Дью был довольно-таки тщедушным созданием — белобрысым и худым, без мускулов, можно сказать, да еще и полуслепым — очки носил. За суетой периодически забывал поесть, как я потом узнал. Короче говоря, не тот объект, чтобы спокойно дать вампиру выпить своей крови. Он сделал шаг, его повело, он плюхнулся на стул и говорит:

— Это очень интересно, я с удовольствием послушаю… только вот выпью водички…

— Лучше, — говорю, — красного вина и кусочек полусырого мяса. А потом приходи. Я подожду.

Потом Дью целую неделю приходил каждый вечер. Разговаривать.

Он мне приносил свежую человеческую кровь в пластиковых пакетах. Мало, холодную, но сравнительно годную в пищу. Рассказал, что крутит шашни с лаборанткой, которая имеет доступ к донорской крови. Это меня смешило, но я пил — помогало восстанавливаться. У доноров кровь совершенно никакая на вкус, они во время сдачи спокойные, им скучно. Только пару раз чуть-чуть отдавала адреналином — видимо, донор был новенький и побаивался процедуры. Я Дью рассказал, как это чувствую, он очень интересовался.

Я давно не болтал много, отвык — но ему о себе достаточно наговорил. Он долго пытался представить себе наш образ жизни — похоже, у него получилось. Данные по физиологии записывал — сверять с экспериментальными. Я не спорил.

Дью очень удивлялся, что по мне биологический возраст не определить. Когда я ему назвал год рождения, он долго не верил. Потом уже, когда мы разговаривали о памяти клеток и усиленной регенерации, Дью сообразил, что биологический возраст-то у меня нулевой — я вроде как целиком обновляюсь постоянно, а после тяжелых травм — в особенности.

Он мне рассказал, что кости наших предков — ископаемых кровососущих — человеческие археологи недавно нашли. Но ни один вид нашего типа не выжил, кроме нас самих. Так что, очевидно, наша безумная регенерация — последний козырь эволюции, чтобы нас сохранить. Вероятно, чтобы регулировать численность стада, сиречь человеческой популяции. Не знала вот мать-природа, что упомянутое стадо и атомные бомбы не слишком сокращают!

Дью забавно предполагал, что происхождение у нас — инопланетное или иномирное, но если мы и появились в этом мире извне, то несколько миллионов лет назад. Эволюционировали вместе с людьми, полностью приспособились к человеческой биохимии и научились использовать человеческую кровь практически как собственную.