Брок был далеко не маленький мальчик, а вполне себе мужик. Даже не совсем мужик, а здоровенная драконья морда в человеческой ипостаси. И мне, хрупкой, против его, даже сонного, было не потягаться. Поэтому, когда лапища ухватила меня за запястье и рывком подтянула к себе, я и пискнуть не успела.
Оказавшись прижатой к теплому боку Брока, я попыталась высвободиться. Куда там. Даже пошевелиться не смогла. Зато дракон затих, и начал елозить носом по моей макушке, будто принюхиваясь. Пришлось замереть, как той знаменитой мыши под веником.
Брок же собственническим жестом лишь еще ближе притянул меня к себе, уткнулся своей сопелкой в мои волосы и задышал, втягивая воздух часто и коротко. Его ладони начали движение. По моей спине, шее, ключицам. А потом он резко развернул меня так, что я оказалась нос к носу с этим потерявшим всякую совесть драконом. Так и не проснувшимся драконом! Хотела гаркнуть от возмущения и только открыла для этого дела рот, как его тут же заткнули.
Он не целовал. Кусал поцелуем, словно голодный, дорвавшийся до еды. С силой, с яростью, обжигая губы, проникая языком, завоевывая. Я попыталась вырваться, но он прижал меня еще крепче. Его дыхание опаляло мою кожу — хриплые выдохи; отчаянные, словно у пловца, вынырнувшего с глубины, вдохи.
Руки Брока требовали, а тело заявляло о готовности не только произвести неизгладимое впечатление на меня, но и потомство. Его сильные ладони опустились ниже, остановившись на моих бедрах. Почти до синяка. Не ласка, ультиматум.
Все происходило столь быстро, стремительно, что я оцепенела, а потом забилась с удвоенной силой, уже не церемонясь. Укусила за нижнюю губу, а потом, чуть откинув голову, нанесла удар лбом. От такого «хука черепом» у меня чуть искры из глаз не посыпались, но тело, желавшее поскорее выбраться из слишком горячих объятий, это не смутило: колено попало точно в пах.
Брок сквозь зубы застонал и проснулся. Ну ещё бы: к такой побудке мало кто останется сонно-равнодушным.
Дракон распахнул глаза, и я поняла две вещи: во-первых, возможно, в этом мире будущей популяции драконов только что был нанесен серьезный урон, а во-вторых, даже у проснувшегося Брока желание не пропало. Слишком уж много в его заострившихся чертах лица было откровенного, хищного, голодного, первобытного.
Я медленно перевела дыхание. На лбу наверняка будет шишка. Да и из носа Брока потекла кровь. Но, казалось, дракону это было безразлично. Как и то, что он уже не спит, не грезит, и должен вроде как понимать, что все происходящее — реально. Чудилось, что еще один миг — и он набросится на меня, распластав на траве и наплевав, что вокруг — спящий лагерь. Просто накинется и подомнет под себя.
Но Брок все же выдохнул и, словно прикладывая немалые усилия, спросил:
— Что. Ты. Тут. Делаешь.
— На звезды гляжу и чувствую, как ты проявляешь ко мне симпатию. Животом — особенно чувствую, — зло выпалила я. — А если проще — подвергаюсь изнасилованию.
— Я не… — он осекся на полуслове и с подозрением воззрился на мою задранную до неприличия рубаху, видимо, прислушиваясь к собственным ощущениям.
— Я тебя успокоить хотела, ты опять метался в кошмаре, а в результате… Схватил, подтащил и начал использовать.
Дракон приложил ладонь к носу, потом с сомнением посмотрел на кровь, оставшуюся на пальцах. Когда он поднял на меня взгляд, то в нем без слов читалось, что не больно-то такую драчливую и поиспользуешь…
А меня с запозданием начали одолевать сомнения: уж слишком Брок действовал … Нет, не привычно, но так, как шагает путник по тропе, которую однажды уже прошел — уверенно, не сомневаясь на поворотах.
Я буквально впилась взглядом в его лицо. Та ночь с маковым молоком, будь оно неладно… Ящер, со своим хвостатым благородством, мог ведь и солгать. Или не солгать? Может, этот дракон со всеми и по первому разу такой напористый и уверенный?
Нет, я знала один точный способ проверить: а была ли полностью совместная ночь? Но увы, одноразовый тест на невинность махал мне белым платочком: в свое время я была достаточно любопытной, чтобы оставаться целомудренной. Поэтому успела избавиться от того, что ранее считалось девичьим достоинством, а в веке двадцать первом — скорее недостатком.
И вот теперь… Оставалось разве что усмехнуться, вспомнив, как когда-то на лекции разбирали этот интересный медицинский факт и случившееся по его вине устойчивое выражение: «до свадьбы заживет». Именно этими словами развратные хлопцы сманивали невинных необразованных деревенских барышень, уверяли, что «все срастётся», и шептали на ушко прочие убедительные доводы для горизонтального и обнаженного времяпрепровождения.
И вот сейчас задумалась, как ответить на вопрос: «Было ли у нас с Броком что-то более близкое, чем поцелуи?». Журналистская натура ехидно подсказывала единственно верный ответ: «Частично».
Зато наших соседей дилеммы не мучили. Чей — то сонный голос проворчал: