Интервью в опаловых тонах

– Интересно можно делать и без риска для жизни. Поговорить с людьми, взять комментарии у официльных структур, добавить твоей любимой лирики или что ты там обычно пишешь? Твоя задача проста как дважды два – четыре.

– Я могу доказать, что пять…

Ох, и зря я это ляпнул!..

Если б я мог отмотать время назад, засунул бы себе в рот кулак, кофту, ядовитую змею – что угодно, только бы не дать себе выдать очередную неуместную шутку.

Я бы, наверно, мог пересказать наш с Гардо диалог, но он бы состоял преимущественно из непечатных слов, звучащих громоподобным рыком, точно оплеухи, и тихих звуков, напоминающих блеяние рожающей овцы. Первые реплики принадлежали Гардо, вторые – мне.

Признаться, я думал, что он уволит меня прямо на месте. Но сначала убьёт. Мне нечасто случалось видеть Гардо в таком состоянии. Первый раз это случилось, когда к нам нагрянули люди из правительства. Им, видите ли, очень не нравилась правда, которую они принимали за оппозицию. Гардо быстро поставил их на место примерно таким же образом как сейчас – меня. В тот день мы, мелкие сошки в редакции, поняли, что у нас не просто надёжная крыша – противоракетный бункер, в котором можно спастись даже при очередном Коллапсе. Я до сих пор не знаю, кто крышует самого Гардо, и вряд ли когда-то узнаю, но ощущение того, что у меня есть такой сильный союзник в борьбе с несправедливостью, ощутимо прибавляет сил и вдохновения. И глупости. Побочный эффект. Ты начинаешь думать, что неуязвим, делать всё, что заблагорассудится, напрочь забывая, что за твои промахи будет расплачиваться кто-то другой. Не это ли мне долгое время пытался сказать Дастин? Я его не слышал. Или не хотел слышать?

Когда гроза стихла, я открыл сначала один глаз – выяснить, куда ушла туча, потом второй – когда понял, что смерть от удара молнией мне не грозит.

Гардо сидел за столом, сложив пальцы домиком и уперев их в подбородок. Босс молчал и смотрел куда-то сквозь побитую временем столешницу.

Время тянулось, как тугой эспандер в руках малолетки. Я не решался что-то сказать: Гардо довольно понятно формулирует мысль, особенно приказ заткнуться.

Казалось, замолкли даже звуки за окном. Или это я оглох?

– Я вот иногда думаю, – наконец сказал Гардо каким-то непривычно спокойным после такой бури голосом, – ты и вправду настолько погружаешься в работу, что перестаёшь видеть берега, или ты настолько глупый, что предпочитаешь их не замечать? Если первое, то это пора лечить, иначе ты не доживёшь даже до своей свадьбы, если второе, то тебе не место в такой профессии. По той же причине.

Я посмотрел на него выжидающе и, признаться, с тревогой. Таких слов от него я не слышал никогда. Моя работа – то немногое, чем я действительно дорожу, лишиться её – все равно что лишиться, например, возможности ходить: жить дальше ты можешь, но такая жизнь будет неполноценной.

Тишина давила на уши. Я действительно не знал, был ли это риторический вопрос или он действительно хотел услышать ответ, поэтому молчал. Видимо, Гардо это понял.

– Это вопрос, Николас.

У меня сердце рухнуло. Так называла меня мать, когда хотела сказать мне, как я не прав. Обычно подкрепляя слова чем-нибудь, что бьёт побольнее.

Я вздохнул и, уперевшись руками в колени, посмотрел на шефа. Его взгляд был изучающим и каким-то – только не это! – сочувствующим. В гляделки его было не переиграть. Я опустил голову.

– Думаю, – я удивился звукам собственного голоса. Так я не говорил, даже когда ссорился с Хитер. Я звучал как человек, действительно признавший свою вину – устало и задумчиво. – Думаю, и то и другое.

Снова тишина. Я посмотрел на Гардо: он продолжал разглядывать меня.

– Когда ты впервые пришёл, – сказал он после паузы, – ты мне сразу понравился. Я подумал: „Эй, этот парень не промах! Он не боится говорить и умеет слушать!“. Ты помнишь, с тобой был ещё один парнишка… Кажется, он теперь работает в „СтилВью“… Он был умный, начитаный, казалось, знал всё и даже больше и, если честно, писал гораздо лучше, чем ты тогда.

Я кивнул. Я не помнил, как зовут этого парня, но помнил ту конкуренцию, которая разыгралась между нами в борьбе за место в маленькой и далеко не самой ведущей тогда редакции.

– Я тогда долго думал, кого из вас взять, Ник. И, честно тебе скажу, ставил на него.

Что-то внутри неприятно перевернулось. Надеюсь, это не жизнь, которая пытается встать с ног на голову.

– Даже в тот момент, когда вы оба принесли мне тестовый материал. Это была какая-то ерунда, я даже не помню, о чём вы писали. Мы с Хитер хотели посмотреть, что вы оба вообще умеете.

Я усмехнулся: зато я помню. Я оббежал полгорода, чтобы узнать, к кому обратиться по вопросу установки мусорорасщепляющих урн – они, видите ли, стояли не каждой остановке. Глупость жуткая.