Интимные тайны Советского Союза

Пять лет ссылки в Кустанайскую область назначил ей скорый суд по рекомендации Сталина – не хотел он обижать верного соратника Вячеслава Михайловича Молотова. Но в марте того же 1949 года сместил его с поста министра иностранных дел. А спустя три года после этих событий, на партийном пленуме после девятнадцатого съезда партии Молотова не избрали в высшие органы власти.

Сталин объяснил, почему это произошло: «Молотов – преданный нашему делу человек. Позови, и, не сомневаюсь, он не колеблясь, отдаст жизнь за партию. Но нельзя пройти мимо его недостойных поступков. Товарищ Молотов, наш министр иностранных дел, находясь под „шартрезом“ на дипломатическом приеме, дал согласие английскому послу издавать в нашей стране буржуазные газеты и журналы. Почему? На каком основании потребовалось давать такое согласие? Разве не ясно, что буржуазия – наш классовый враг и распространять буржуазную печать среди советских людей – это, кроме вреда, ничего не принесет… Это первая политическая ошибка товарища Молотова. А чего стоит предложение Молотова передать Крым евреям? Это грубая ошибка товарища Молотова… На каком основании товарищ Молотов высказал такое предложение? У нас есть еврейская автономия. Разве этого недостаточно? Пусть развивается эта республика. А товарищу Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских претензий на наш Советский Крым…»[32].

Но Жемчужина и в ссылке не давала покоя престарелому Сталину. В конце января 1953 года по его распоряжению «объект-12» (так она именовалась в оперативных документах) привезли в Москву. Тогда МГБ занималось делом врачей-евреев, якобы замысливших уничтожение некоторых руководителей партии. Показания одного из них, Виноградова, следователи пытались увязать с ее делом. Он был лечащим врачом Молотова и ее, сопровождал Жемчужину однажды в поездке на отдых в Карловы Вары. Увязать не успели. Сталин умер. А уже 10 марта министр внутренних дел Берия распорядился отпустить Жемчужину на свободу. Через одиннадцать дней ее восстановили в партии.

В 1949 году закончилась эпоха Полины Жемчужиной в индустрии производства женских вещей. Все, что тогда, в тяжелые и кровавые 30-е и 40-е годы, делалось в Советском Союзе для украшения женщин связано с ней, самой модной женщиной советской властной иерархии.

Советское кино с чувственными актрисами 30–40-х годов

Известно, что Сталин в кино фривольностей не терпел. Мелодрамы не любил и крайне раздражался, видя на экране намек на сексуальные настроения. Однажды глава кинокомитета Большаков привез для очередного кремлевского кинопоказа иностранный фильм, где такие настроения не скрывались. Как только Сталин понял это, реакция последовала гневная: «Вы что, Большаков, бардак здесь разводите!» И вышел из зала. За ним покатились соратники по Политбюро.

«Каждая картина имеет большое общественно-политическое звучание» – эти слова Сталина, сказанные им как-то при обсуждении тематического плана, слишком хорошо усвоили руководители кинематографа тех времен. Поэтому ожидать картин «легкого» содержания с сексуальным сюжетом на экранах 30–40-х годов было немыслимо.

И тем более удивительно, что в этот период появлялись фильмы, несшие в советскую жизнь сексуальные ожидания и волнующую чувственность. Но это были не эротические картины, а по-прежнему общественно-политические и морально-нравственные. Но в них ожидания секса воплощали актрисы, отобранные режиссерами на роли. Не Любовь Орлова, воплощавшая голливудский стиль в социалистическом реализме, не Марина Ладынина и Людмила Целиковская, игравшие народный характер в общественно-политической упаковке. Нет. Советское кино тех лет породило актрис определенного толка – Татьяну Окуневскую, Валентину Серову, Лидию Смирнову, Зою Федорову. Они умудрялись все эти общественно-политические и морально-нравственные художественные фильмы, в которых снимались, напитать флером сексуальности, своим чувственным обаянием. И мужской зритель «заводился». С определенной минуты ему непреодолимо хотелось уже не только созерцать, но и потрогать экранное изображение.

Окуневскую открыл Михаил Ромм. Она так сыграла роль юной жены старого фабриканта в мопассановской «Пышке», что затмила своим женским очарованием саму Пышку. Хотя, может быть, тогда она была и не так трогательна, как в роли проститутки, в роли без слов, в спектакле «Бравый солдат Швейк» у Николая Охлопкова. Но публика стонала от удовольствия. Следом производственный фильм 1935 года «Горячие денечки» с ее участием, на котором зрительский народ таял от той же чувственной экспрессии.