Интимные тайны Советского Союза

Толстовскую идею ненависти к немцу развивали талантливые перья. Вот очерк Михаила Шолохова «Наука ненависти», уже из того, переломного 1942 года. Чтобы ощутить время, приведу строки оттуда, о случае, потрясшем главного героя этого очерка лейтенанта Герасимова.

«Вскоре перешли мы в наступление и тут действительно насмотрелись… Сожженные дотла деревни, сотни расстрелянных женщин, детей, стариков, изуродованные трупы попавших в плен красноармейцев, изнасилованные и зверски убитые женщины, девушки и девочки-подростки…

Особенно одна осталась у меня в памяти: ей было лет одиннадцать, она, как видно, шла в школу; немцы поймали ее, затащили на огород, изнасиловали и убили. Она лежала в помятой картофельной ботве, маленькая девочка, почти ребенок, а кругом валялись залитые кровью ученические тетради и учебники… Лицо ее было страшно изрублено тесаком, в руке она сжимала раскрытую школьную сумку. Мы накрыли тело плащ-палаткой и стояли молча. Потом бойцы так же молча разошлись, а я стоял и, помню, как исступленный, шептал: „Барков, Половинкин. Физическая география. Учебник для неполной средней и средней школы“. Это я прочитал на одном из учебников, валявшихся там же, в траве, а учебник этот мне знаком. Моя дочь тоже училась в пятом классе.

Это было неподалеку от Ружина. А около Сквири в овраге мы наткнулись на место казни, где мучили захваченных в плен красноармейцев. Приходилось вам бывать в мясных лавках?…»[37].

Думаю, что из «Науки ненависти» выросла потом хрестоматийная шолоховская «Судьба человека», оплавленного жизнью, обожженного ненавистью, но не ожесточившегося. Но это было уже послевоенное состояние. А тогда, в 1942-м…

Поэт Иосиф Уткин:

Чтоб честным людям не терзаться,Чтоб небо стало голубейНад родиной твоей, – мерзавца

Настигни и убей!…Вдова в ночи бессонной тужит,Ребенок на руках у ней.Кто их лишил отца и мужа?Фашист. И ты его убей!…За черный ужас сел сожженных,За стаи мертвых голубей,За то, что плачут наши жены,

Отцы и матери, – убей!

А вот поэт, военный корреспондент Константин Симонов, в том же 1942 году:

Если дорог тебе твой дом,Где ты русским выкормлен был,…Если мать тебе дорога……Если ты отца не забыл……Если ты не хочешь отдать

Ту, с которой вдвоем ходилТу, что долго поцеловатьТы не смел, – так ее любил, —Чтоб фашисты ее живьемВзяли силой, зажав в углу,И распяли ее втроем,Обнаженную на полу;Чтоб достался трем этим псамВ стонах, в ненависти, в кровиВсе, что свято берег ты сам

Всею силой мужской любви…Если ты фашисту с ружьемНе желаешь навек отдатьВсе, что Родиной мы зовем……Так убей же хоть одного!Так убей же его скорей!Сколько раз увидишь его,Столько раз его и убей!

Но громче всех наука ненависти звучала у Ильи Эренбурга. Поразительная работоспособность: три-четыре памфлета, или очерка, репортажа, фельетона в неделю, в которых определяющей оставалась интонация ненависти в течение почти всех четырех лет войны. У него это хорошо получалось прежде всего потому, что он лично возненавидел фашизм, узнав его еще в Испании и Франции, где он представлял в конце 30-х годов газету «Известия». Потом он уже увидел дела немецких фашистов на земле СССР, и он не проводил никакой черты между подразделениями СС и вермахтом. У всех были руки в большой крови, и далеко не солдатской. Фашизм был ненавистен ему и как еврею, переживавшему трагедию еврейского народа, который гитлеровцы уничтожали по плану, изуверски, с немецкой основательностью и педантичностью. Публицистический дар и литературный темперамент обратили личную ненависть в такие тексты, которые действительно возбуждали ненависть у читавших их. Публикации Эренбурга пристально отслеживал и поощрял Сталин, который прекрасно понимал, какой дух нужно вселить в армию, чтобы армия ломала немца. И поэтому жесточайший по отношению к армии сталинский приказ № 227 «Ни шагу назад» в июле 1942 года доходил до сознания солдат и командиров вместе с текстами Эренбурга, Шолохова, стихами Уткина и особенно Симонова.