— Ну еще бы, — мрачно фыркнула Лиля. — Какому настоящему мужчине могут быть интересны бабские дрязги и сплетни? Доходить начинает, когда едва в могилу не сведут. А до некоторых и не доходит.
Мальчишка густо покраснел.
— Ваше сиятельство! — возмутился Рашад.
Лиля отмахнулась.
— Ладно. Пишите письмо, господин дин Дарашшайя. И пусть ваш повелитель разбирается со своими кобылицами лично. А теперь — оставляем палату. Больному вредно такое количество народа.
Джерисон Иртон, между прочим, потомственный граф, галантный кавалер и дамский угодник, стоял посреди комнаты — и матерился, как кузнец, который на ногу себе наковальню уронил.
Наверное, он бы продолжал это делать еще долго, но в комнату вошел Рик.
— Ты чего?
Вместо ответа ему в руки полетел свиток.
Рик поймал. Пригляделся.
Печать Ханганата. Интересно.
— Твои торговые…
— НЕТ!
Рявк был таким, что Рик, не медля, развернул свиток. Пробежал глазами раз. Два. Три. И тоже выругался.
— Ну ни… себе!
Свиток был лично от Хангана.
А зная традиции Ханганата — Великий там — царь и бог. И ясно солнышко. И писать какому-нибудь графу?
Это примерно как Эдоард решил бы пообщаться с чистильщиком каминов.
Письмо было коротким. Но и такое…
Подпись.
Печать Хангана.
— Что за бред? У тебя в Иртоне святой чудотворец завелся?
— Ни … и … чудотворцев! — рявкнул Джес. — я вообще ничего не понимаю!
— Да уж. Если там твою жену едва не угробили…
— Жену… — Джес на миг задумался, а потом бросился к шкатулке с письмами. — Вот! Жену!
— Это что?
— Это докторус в Иртоне.
Рик пожал плечами.
— Значит, принца просто привезли ему на исцеление. А твоя забота — отписать в Иртон, чтобы там все было спокойно.
— Отпишусь, куда я денусь.
— Заодно жене напиши, что ли?
Джес взъерошил волосы.
— Знаешь, Рик, я уже ничего не понимаю. Вообще ничего. Тихое место, захолустье… ну откуда там все это?! И кому нужна эта дура?
— Как видишь — не такая дура.
Джес закатил глаза. Да видит он все. Но поверить?
Проще поверить, что в его жену вселилась Мальдоная. Лично!
Сулан Маввар дин Шарайя вообще пребывал в состоянии шока.
Женщина не может постигнуть мудрость исцеления.
Женщина должна молчать, опустив глаза в пол.
Женщина обязана повиноваться мужчинам.
И уж конечно, не должна вести себя так, как графиня Иртон
Ругаться, орать…
Впрочем, Рашад орал втрое громче.
Где взял 'ки… вар'? Чего?
Ах, кровь Звездной Кобылицы?
Так в храме присоветовали.
Кто? Когда?
Он как раз приходил молиться за успех излечения. И к нему подошел младший жрец столичного храма. Сказал, что тоже будет молиться. Ну и… поспособствовал.
Как зовут?
Так они мирские имена отвергают.
Сказал — Шараджи.
Рашад готов был голову оторвать идиоту. Только вот не поможет. Кто ж знал…
Знал тот самый неизвестный Шараджи. Так что Сулана предстояло любить и беречь. Чтобы опознал негодяя.
А принца — лечить. И еще раз — лечить.
И Лиля сильно подозревала, что парня придется привезти ко двору. Без присмотра она мальчишку не оставит. А Эдоард вряд ли примет во внимание период полувыведения ртути из организма.
Письмо было наполнено поэтическими образами и восточными красивостями. Но главное было сказано абсолютно четко.
Его собрат, Великий Ханган, направил своего сына на излечение в Иртон. И очень надеется, что:
— ребенку помогут;
— царственный собрат не против;
— тот же собрат создаст самые благоприятные условия для ее сиятельства и всех, кого ей будет угодно привлечь для лечения наследника;
— его величество Ханган надеется на лучшее и в случае выздоровления парнишки засыплет весь Иртон золотом.
Его величество едва не взвыл. Да что ж это такое? Действительно, создается впечатление, что вокруг Иртона раскручивается смерч. Было — тихое захолустье… стоило Джесу направить туда жену…
Нет, знать бы заранее — он бы ее в состав посольства включил, чтобы Гардвейг маялся.
Эдоард вздохнул — и сел писать письма.