С этими словами он скрылся в здании, захлопнув за собой дверь.
Мы почти не говорили со Стокером на обратном пути до Бишопс-Фолли, и, когда добрались до поместья, на нас обоих навалилась какая-то тяжесть. Я почувствовала, что невероятно устала, и проспи я сейчас хоть сто лет, кажется, не смогла бы проснуться отдохнувшей. Со все нарастающим ужасом я поняла, что ощущаю такую опустошенность не только потому, что наше приключение подошло к концу, но и потому, что многое в нем закончилось далеко не идеально. Не будет суда над убийцей барона, по крайней мере, пока. Сколь бы скромным ни было присутствие отца в моей жизни до настоящего момента, теперь мне стало ясно, что он никогда не захочет со мной встречаться. Сейчас я поняла, что именно его имел в виду Макс, когда говорил, что не может открыть мне чужие секреты. Он собирался с кем-то посоветоваться, а к кому, кроме самого принца, мог Макс проявлять столько уважения и преданности? Может быть, барон даже собирался организовать нам встречу. Такое стремление к сближению людей было вполне в его духе. Если кто-то и был способен убедить принца лично познакомиться с дочерью, которую он бросил в детстве, то только барон. С уходом этого единственного посредника, который напоминал ему о его бурной юности, принц мог с радостью вообще обо всем этом забыть, перепоручив неприятные знания о моем существовании Особому отделу; может быть, теперь он ограничится только чтением ежегодных отчетов, которые нужно отложить подальше перед прекрасным ужином с ростбифом и партией в вист.
Но важнее всего этого было осознание того факта, что мое время со Стокером подошло к концу, и это перекрывало любую радость. Сейчас у меня оставалось множество нерешенных загадок, и сам Стокер был не самой маленькой из них. Я все еще не определила природу их дружбы с леди Корделией или его вражды с собственной семьей. Я так и не узнала судьбу его жены и не слышала истории о человеке, которого он убил. Я была уверена, что он хранит в себе сотни тайн, а я попыталась проникнуть лишь в несколько. Мне хотелось узнать о нем все, но я чувствовала себя как Шлиман[32]
, стоящий над погребенными в земле стенами Трои. Истина находилась где-то рядом, ее можно было откопать. Если бы только у меня было время… Но теперь мы были вольны отправляться каждый своим путем, нас больше не связывали ни расследование, ни общее любопытство, ни та странная симпатия, что держала нас вместе. Мы были свободны, но эта свобода ощущалась как самое горькое из заключений. Страшно подумать, что всю оставшуюся жизнь мне придется жить без его вспыльчивого характера, который мне так нравится проверять на прочность, без его романтических стихотворений, которые всегда могут поднять мой дух, без этих карманов, набитых сладостями, и этого цепкого ума, полного секретов и сожалений… Мне становилось еще хуже, как только я начинала припоминать все это в подробностях.В таком настроении я пришла к ужину и вела вежливые беседы с Боклерками. Мы со Стокером обменялись взглядами, прекрасно понимая, что наше пребывание в Бишопс-Фолли подошло к концу. Я ждала, что он объяснит, что расследование смерти барона приостановлено (здесь следовало как-то уклониться от прямых ответов) и мы больше не будем злоупотреблять их гостеприимством. Но он ничего не сказал, и у меня в горле тоже застряли подходящие слова. Его светлость только что получил мумию, о которой давно мечтал, и он с радостью вел разговор в приятном для себя направлении, но Стокеру сейчас компания была невыносима. Он попросил позволения уйти сразу, как подали десерт, и леди Корделия тоже встала.
– Нужно проверить детей, – сказала она неопределенно, поднялась наверх и оставила меня один на один с его светлостью.
Он пододвинул ко мне графин с портвейном.
– Может быть, я и не очень хорошо умею общаться с людьми, мисс Спидвелл, но даже я чувствую, какая атмосфера царит здесь сегодня. Расскажите мне о ваших заботах, если хотите.
Я не успела заметить, как слова сами полились из меня, сначала ручейком, а потом мощным потоком, подкрепленные дружественным слушателем и несколькими порциями отменного портвейна. Естественно, я опустила самые опасные моменты нашего приключения, но рассказала достаточно, чтобы он понял: наши жизни были в опасности, но сейчас, хотя бы на время, кажется, что опасность отступила. Я рассказала ему о том, чего лишился Стокер, и о собственном омертвении чувств сейчас, когда все наконец закончилось, о том, как я пала духом, и о страхе, что я, имея столь широкие интересы, совершенно не имею на них финансовых средств.
К моему удивлению, его светлость оказался прекрасным слушателем, а когда я наконец закончила рассказ, он распорядился подать нам обоим крепкого чая. Было уже очень поздно (или рано, вдруг поняла я, потому что утренний свет начал уже заполнять небо). В июне утро наступает очень рано – оказывается, мы проговорили всю ночь. Но я чувствовала себя освеженной, сбросившей все заботы, легкой, как прежде.