Интригующее начало

– О, не удивляйтесь, мисс Спидвелл, уверяю вас, это не подлинная вещица, а гипсовый слепок, он был заказан моим дедом во время его большого турне. Это беда всех мужчин из рода Боклерков. Они все тянут в дом, как сороки. Как только видят что-то симпатичное, сразу велят это запаковать и везут домой, как бы непрактично это ни было.

Она вздохнула.

– В результате они битком набили оба дома, этот и загородное поместье в Корнуолле. Я много раз предлагала его светлости открыть все эти сокровища для публики, брать плату за вход и позволить людям любоваться этими коллекциями. Мне представляется несправедливым оставлять эти вещи истлевать здесь, где их видит всего несколько человек.

Я медленно повернулась, пытаясь осмотреть все необъятное пространство помещения и его сокровища.

– Да, это благородный порыв.

На ее лице отразилась тоска.

– И все это падет на плечи моего племянника. Здесь столько работы, что непонятно даже, с чего начинать.

Она кивнула в сторону нижней из двух галерей.

– Там довольно уютно. Камин и пара диванов; есть даже походная кровать, когда-то принадлежавшая герцогу Веллингтону. Думаю, нам нужно приготовить чай и устроить военный совет, – решительно заявила она.

Я пошла за ней вверх по ступеням, обернувшись, чтобы посмотреть на Стокера. Он пробормотал: «Я сам во всем виноват», – а я улыбнулась при мысли, что его и правда окружили чересчур независимые женщины.

Несмотря на свое высокое положение, леди Корделия сама развела огонь в камине и занялась чаем, а я смогла понаблюдать за ней в свое удовольствие. Она была выше меня и очень стройной, хотя я подозревала, что причиной тому скорее ее искусство, нежели природные склонности. Цвет лица как у свежей английской розы, приятный бледно-розовый оттенок на белоснежной щеке, а волосы медные, с красивыми завитками на висках. В юности она, несомненно, была чудо как хороша, а сейчас (полагаю, ближе к тридцати) она оставалась по-настоящему красива той привлекательностью, источник которой – в изящном строении и безмятежности. Она двигалась тихо и спокойно, и именно это спокойствие так меня покоряло. Я сама стремилась к такому хладнокровию, но поняла, что невозможно сочетать в себе полную бесстрастность с пылким стремлением. Можно быть элегантным или увлеченным, но и тем и другим – вряд ли.

Если она и поняла, что я ее изучаю, ее это не обидело, и вскоре мы все уютно устроились с коробкой песочного печенья. Она протянула мне чашку с чаем и улыбнулась:

– Свадебный сервиз Наполеона, – сказала она.

– У Стокера совсем другие представления о гостеприимстве, – заметила я.

Она посмотрела на него, и они оба улыбнулись. Их дружба явно длилась очень долго, судя по тому, как хорошо было им вместе и как легко они находили общий язык.

Он опустил чашку.

– Леди К., – начал он.

– Не вздумай меня ругать, – мягко остановила она его. – Я читала газеты, перед тем как отослать их. Я не могла оставаться в стороне и не пытаться помочь. Знаю, что сейчас ты в очень тяжелом положении.

– Ну, тогда тебе тем более следовало оставаться в Корнуолле, – возразил он. – Если дела пойдут совсем плохо, ты могла бы, по крайней мере, убедить власти в том, что ничего не знала о нашем убежище. А теперь…

– А теперь я смогу оказать тебе и мисс Спидвелл необходимую помощь, – закончила она. Ее гладкие брови слегка нахмурились. – Как неудачно, что Сидони тебя видела. Она ужасная сплетница, но, если я объясню ей всю серьезность ситуации, она будет держать язык за зубами. Ты же знаешь, как она к тебе относится.

Я потерла лоб.

– И как же она к тебе относится? – мило спросила я Стокера.

Он залился краской, а ответила мне леди Корделия.

– Моя камеристка питает слабость к Стокеру. Она почему-то решила, что он настоящий корсар, и никак не может его забыть. Французы часто бывают очень внушаемы, – добавила она. Я поняла, что мне начинает нравиться леди Корделия.

Она повернулась к Стокеру.

– Ты должен знать, что я ни на минуту не усомнилась в твоей невиновности, – тихо сказала она.

– Да благословит тебя Бог.

В ее улыбке сквозила грусть.

– Я знаю, как любил тебя барон. Ты никогда не отплатил бы за такие чувства насилием.

– Леди Корделия, вы тоже были знакомы с бароном? – вмешалась я.

Она кивнула.

– Через брата. Его светлость коллекционирует… ну, пожалуй, все на свете, как вы сами видите, – сказала она, жестом обведя все богатства Бельведера. – А барон был большим ценителем искусства. Мой брат познакомился с ним лет десять назад. Они участвовали в аукционе, и оба нацелились заполучить картину с попугайчиками-неразлучниками, которая, по слухам, принадлежала Екатерине Великой. Они ожесточенно за нее сражались, но в конце концов их обоих обошел кто-то третий. Тогда они отправились утешать друг друга за бутылкой великолепного портвейна.

– Бывало, дружба завязывалась и на менее серьезных основаниях, – заметила я.

Она улыбнулась.

– Конечно. В любом случае они стали хорошими друзьями. Именно через барона мы и познакомились со Стокером. Мы были глубоко опечалены смертью барона, – добавила она с грустью.

– А как вы об этом узнали? – спросила я.