Инвестиции в семью (СИ)

Укладываю Жорика спать и иду к мужу в кабинет. Хотя врачи рекомендовали ему поберечься и дозировать нагрузки, Влад сразу по возвращении включился в работу и прерывался сегодня лишь дважды, чтобы перекусить.

Я немного волнуюсь. До пожара у каждого из нас в этом доме была своя спальня. Как будет теперь? Куда мне идти? Мы много говорили о будущем, но этого нюанса заранее не обсудили. Мы теперь окончательно вместе?

Не знаю, откуда вдруг появляются сомнения и странная робость. В последние дни в больнице мы большую часть ночи проводили в моей комнате и любили друг друга неистово, порой даже забывая о ранах. Под утро Влад возвращался на свою койку, чтобы не вызывать лишних вопросов у персонала. Хотя все наверняка догадывались, чем мы занимаемся, когда он отсутствует в палате. Ведь камеры фиксировали пустую кровать. К счастью, ни разу никто не приходил его разыскивать, спасать или предлагать помощь.

Сейчас кажется, что наш брак перестал быть фиктивным задолго до пожара. Трудно назвать точную дату. То ли в тот день, когда Влад снова признался, что любит меня, то ли когда заявил, что не отпустит и развода не будет. Сколько бы я ни сопротивлялась, в глубине души я была счастлива, что события складываются именно так.

Мне понадобилось время, чтобы примирить гордость, уязвлённое самолюбие, обиду и потребность в любви и простом женском счастье. Как показали четыре года, прожитые порознь, после Розовского все мужчины кажутся пресными, непривлекательными и ничтожными. Никто с ним не сравнится…

В нашем прошлом Влад совершил много ошибок. И нет гарантии, что впредь он сможет их избегать. Но разве другие люди идеальны? Все ошибаются. Однако даже оступившиеся супруги заслуживают шанса исправиться и начать строить отношения с чистого листа.

А ведь мы не просто два потерявшихся человека, нас связывает общий сын…

Преодолевая щекочущие робость и стеснение, тихонько стучусь в кабинет. Не дожидаясь ответа, приоткрываю дверь. Влад разговаривает с кем-то по телефону и смотрит в окно. Крупные снежинки скребут стекло и забавно налипают на оконную раму.

Муж сбрасывает звонок и, оборачиваясь, говорит:

— Что ты как мышь? Иди ко мне.

Улыбается и делает несколько шагов мне на встречу.

— Я почти закончил, сейчас только сохраню и отправлю документ. Подождёшь меня в спальне или здесь? — низкий голос задевает внутри чувствительные струны, они тут же отзываются трепетом.

Тыльной стороной левой ладони проводит по щеке, оттягивает и нежно гладит нижнюю губу. На правой ладони всё ещё повязка, и Влад научился прятать её, чтобы не травмировать лишний раз.

Рука привычным движением перемещается на грудь, слегка сдавливает и нащупывает большим пальцем чувствительный бугорок. Бюстгальтер на мне тонкий, почти неощутимый под платьем. Тело очень чувствительное, активно отзывается на эти невинные ласки.

Обнимаю мужа и тянусь к нему за поцелуем. Он отвечает жадно, будто мы видимся впервые после долгой разлуки.

— Ты капец какая красивая. И вкусная, — бормочет отстраняясь. — Не оторваться. Чёрт… Мила, мне надо обязательно сегодня закончить. Минуточку ещё, — бросает многообещающий взгляд.

— Я тут подожду, — вынуждаю себя отпустить его и присаживаюсь на диван.

Влад возвращается к компьютеру, но не садится в кресло. Стоя торопливо клацает мышкой. В каждом движении сквозит нетерпение. Как мальчишка, за которого я семь лет назад вышла замуж.

Наблюдаю за ним. Какой он всё-таки красивый… С каждым днём влюбляюсь в него всё сильнее. А может, никогда и не переставала любить…

В памяти всплывает наш медовый месяц после настоящей свадьбы. Было неимоверно горячо и порочно. Мы — молодые, безбашенные, влюблённые до умопомрачения — сходили с ума от каждой минуты, проведенной вместе. Желание обладать друг другом и дарить наслаждение было постоянным и не стихало даже после многочасовых марафонов в постели и на всех подходящих поверхностях.

От воспоминаний и картинки безупречного мужа, наклонившегося над компьютером, в животе начинается пожар. Вздыхаю. Влад замечает и поднимает глаза. Сталкиваемся взглядами. Между нами несколько метров — огромная дистанция. Но сердце ускоряется предвкушая. Огонь разгорается, кровь вот-вот закипит.

Наконец муж отпускает мышку и за несколько шагов сокращает между нами расстояние. Реальность трансформируется в киноленту на замедленной перемотке.

Поднимаюсь и замираю в ожидании поцелуя. Обожаю чувствовать, как горячий язык мужа хозяйничает у меня во рту.

— Сейчас по закону жанра я должен закинуть тебя на плечо и утащить в берлогу. Но боюсь, Броневицкий мне этого не простит. Он строго-настрого запретил после операции поднимать больше десяти килограммов, — говорит с наигранной досадой. — Так что тебе придётся топать ножками. Идём?

Рука мужа настойчиво сжимает ягодицу. Бросаю взгляд на диван, примериваясь, можно ли здесь задержаться и утолить первый голод.

— Идём, — настойчиво шепчет муж, разгадав мои мысли. — В спальне точно будет удобнее.