Иные песни

Отчего же он все еще медлит? Рука должна обгонять мысль. Но, прежде чем он успел вынуть клинок из ножен, Шулима уже сидела у него на коленях, упершись стопами в левый борт лодки, обняв Иеронима за шею, зажав его руку, стиснутую на стальной рукояти, меж их телами, и шептала на ухо на аристократическом греческом слова — будто капли горячего меда:

— Иероним, Иероним, Иероним. Послушай мое сердце, выпей мое дыхание, узри мои прелести. Морфы тебе не соврут. Пришла ли я от Рога? Есть ли во мне хотя бы след Формы Максима Вдовца? Кто здесь больше подобен богу черного траура и трагичной любви? Скажи. Как же я могу служить Чернокнижнику? Ты не должен так думать.

— Ты там была.

— Я там была, сидела с ним рядом. Каким образом кратистосы договариваются между собой, каким образом ведут переговоры, заключают перемирия, устанавливают границы влияний, делят керос? Царя, владыку, вождя могут позвать к себе, проведать его в его дому, тот принесет клятву или нет, склонится или сбежит — но вот встреча лицом к лицу двух кратистосов означает войну, столкновение Форм столь сильных, что керос крошится и ломается: всякое слово — вызов, всякий жест — принуждение, само присутствие — нападение. Они не могут встретиться. Поэтому высылают посредников. Людей, о которых обе стороны знают, что те не согнутся, что их Форма достаточно сильна; если не будут сломлены, то доставят слова правды. Они не должны зависеть от кого бы то ни было. Не приносят клятв. Не оседают надолго ни в чьей ауре. Приходят извне. Сами являются гарантией истинности своих слов: суть те, кто есть. Никогда не лгут, не могут солгать. Ложись, Исида смотрит на нас.

Этот запах, этот запах, что это за духи: наркис, ашуха, фул — египетский жасмин? Левой рукой она расстегивала его кируфу, правой сняла капюшон с головы. Она наваливалась на Иеронима все сильнее, ему пришлось бы либо сопротивляться, либо упасть на подушки. Когда стянет с него кируфу — что с кинжалом? Иероним обратился лицом к левому борту, сделав вид, что запутался в ниспадающем покрове, это дало ему две секунды: отстегнуть ремни и бросить ножны в свою лодку, после сразу вытянулся навзничь под шатром, потянув за собой Шулиму. Лодки заколыхались. Женщина сунула ему в рот два пальца, а после слизнула с них слюну. — Сдаюсь, — шепнула, распахивая его кируфу. На контрасте с чернотой ткани, его тело было почти белым; ее тело, загорелое, гладкое, очищенное от всех изъянов, морщин, животной растительности руками умелых текнитесов сомы, казалось дважды более живым, несравненно более здоровым, сильным, наполненным горячей энергией, vis vitae. Она провела ногтями вниз по его животу, стиснула приветственно растущий член, прошлась по внутренней стороне бедра. Он обнял ее, прижал, тело к телу, мягкая грудь к твердому торсу, дыхание в дыхание. Шулима смотрела ему прямо в глаза, взглядом ясным, радостным, спокойным. Семь, восемь, девять; нет, нет в ней следа Чернокнижника. — Но я не сражаюсь, — прошептал он. — Выбросил оружие. — Женщина раскрыла бедра, и он почувствовал на коже теплую влагу. — Мы все сражаемся, в каждый миг жизни. — Наклонив голову, она водила пальцем по морщинам его лица. Иероним не мог не улыбнуться, морфа ее беспечности расслабляла его мышцы и распрямляла мысли. Кем же на самом деле была эта женщина?

Он накрутил на руку ее волосы, собранные над затылком; сжав кулак, дернул, отклоняя ее голову. Она застонала.

— Значит, сражаемся, — прошипел. — Магдалена Леес, библиотекарь воденбургской академии. Твоя Завия выбросила ее из «Аль-Хавиджи»; в антосе такого ареса я перерубил бы ликот даже самым тупым ножом. Она открыла там Форму уничтожения столь сильную, что у меня кровь из-под ногтя не сошла до сих пор, и видишь этот шрам на лбу?

— Посоветую тебе хорошего текнитеса сомы.

Он дернул сильнее. Шулима не сопротивлялась.

— Леес узнала в одной из своих книг твой лунный ритуал, — сказал Иероним. — А может, и сама принадлежала к секте?

— Несчастный случай, шанс один на миллиард.

— Тебя разве не учили? «Нет счастливых и несчастливых случаев, есть только слабые и сильные морфы».

Шулима продолжала усмехаться.

— Моя была сильнее, — сказала она.

— Ты так вот думаешь и обо мне? Что твоя морфа — сильнее? Что я сделаю все, что ни пожелаешь? Да? Скажи! Зачем я тебе нужен? Зачем тянешь меня в эту джурджу?

— Ты приехал сюда и не знаешь, зачем? Думаю, это ответ на все вопросы о силе.

Шулима почувствовала, как вянет его эрекция. Нахмурилась. Он отпустил ее волосы, закрыл глаза.

Она взяла его голову в теплые ладони, поцеловала в лоб, в веки, в рот. Он раскрыл губы. Укусила его за язык.

— Ты приехал сюда, поскольку я тебя попросила. Ты вожделеешь меня, поскольку я хотела, чтобы ты меня вожделел. Зачем ты мне? Ты — ни за чем. Мне нужен Иероним Бербелек. Проведешь меня к нему. Хочу человека, который сумеет плюнуть в лицо Чернокнижнику.