— Что? Кто?
— Когда убегал.
Они оба глянули на разрезанную сетку. Пан Бербелек перехватил пальцами одну из веревок.
— Ликот, — удивленно буркнул он.
Ликотовые деревья когда-то были выморфированы из дуба и кедра в столетних садах самого знаменитого из текнитесов флоры, Филиппы из Галлии; их ценили по причине неимоверной прочности и легкости волокон. Ликот часто применяли вместо твердых металлов, когда весьма важным критерием выбора материала становился его вес — чтобы далеко не ходить, гнездо воздушной свиньи на три четверти было сделано из ликота. Следовательно, ликотовую сетку было практически невозможно перерезать: не было столь острых ножей и столь сильных людей.
Пан Бербелек задумчиво прикоснулся к ране на виске и поднял взгляд на нимрода.
Ихмет заморгал, дернул себя за бороду.
— Это не я, — прошептал он. — Это не я.
Только это он и успел сказать, потому что уже прибежал капитан Вавзар вместе с тремя доулосами и сонным демиургом метео.
— Прикажи невольникам проверить всех пассажиров и членов экипажа, — заявил арабу пан Бербелек еще перед тем, как тот успел открыть рот. — Пускай расспросят, где и кто находился, когда услышал крик, а так же, кто это может подтвердить. Пришли людей как-нибудь залатать эту дыру, у нас на борту дети. И пришли мне в каюту чистые бинты, я иду умыться. Доулосы отчитаются моему слуге. Ты спал?
— Да.
— Понятно.
Пан Бербелек вернулся к себе в каюту, шипя на каждом шагу. Впоследствии он пригляделся к ногтю большого пальца на левой ноге: тот был черным от крови. С обмытой и забинтованной головой, Иероним исследовал фрагмент рамы, о которую он ударился (там остался размазанный багровый след). Никаких острых краев, выстающих гвоздей — гладко отесанное дерево.
Порте повторил сообщенные доулосами сведения. Пан Бербелек отослал его с ними к капитану. Они вместе вошли в каюту М. Кровать была еще постлана, лампы горели, на столе лежали две книжки, стоял кубок с вином — какая-то его часть расплескалась. Они проверили багаж. Не хватало штанов, в которых пассажирку видели днем, и, по-видимому, одного химата или рубахи, но тут уже никто ничего определенного сказать не мог.
— Ее точно нигде нет? — удостоверился Иероним.
Измаилит покачал головой.
— Обыскали каждый уголок «Элт-Хавиджи», эстлос.
Зачем было кому-то убивать Магдалену Леезе, библиотекаря воденбургской академеи? Ради денег? Ха! В теории, она сама могла выпрыгнуть, но тогда это бы делало ее самоубийцей, а пан Бербелек не заметил в ней такаого изъяна Формы. Следовательно, кто-то ее убил, разрезая ликотовую сетку и выталкивая Магдалену с палубы аэростата. Знала ли она кого-то из пассажиров «Эль-Хавиджи» ранее? Даже если и так, то оба это прекрасно скрывали. Но почему ее должен был бы убивать случайный попутчик? Причина должна была родиться в течение полутора суток предыдущего путешествия. А учитывая к тому же, что весь первый день она была пьяная… Сегодня она пришла ко мне, хотела что-то узнать, желала открыть между нами Откровенность; а я впихнул ей в горло ту Форму. И вот теперь она мертва. Библиотекарша.
Иероним вновь вышел на балкон. Они летели по ветру, воздух был практически спокойным, Луна выплыла из-за облаков. Невольник ремонтировал испорченную сетку, связывая ее ликотовыми волокнами. Увидев пана Бербелека, он привстал на одно колено и низко склонил голову.
Тот огляделся вдоль ряда закрытых дверей; повсюду горел свет, мутный блеск сочился через узкие окошки.
— Это почти что посредине, он не успел бы обежать вокруг, в носовой или кормовой коридор, у него было всего две или три секунды, пока я не выскочил. Я бы увидел его, по крайней мере — услышал.
— Ты прав, эстлос, этим человеком должен был быть кто-то из этих кают, — согласился Вавзар. — И кто же тут, ммм, господин Зайдар, господин Гистей, ммм, твои дети, эстлос, и, ммм, твои слуги….
— Глупости. Куда ему было легче всего убежать? Где у него было самое близкое укрытие? — Пан Бербелек указал на двери, перед которыми они стояли. — Ведь он прекрасно знал, что каюта Леезе пуста.
— О! Ну конечно же. А потом он мог пройти по центральному коридору к себе в каюту и выйти из нее, будто ничего и не происходило.
Пан Бербелек покачал головой.
— Не думаю. Утром нужно будет расспросить пассажиров. Если бы кто-то увидел его, выходящего из каюты жертвы… Он либо сразу прибежал, в чем ему крупно повезло, либо переждал. Некоторые здесь вообще не появились.
— Господин Третт и господин Вукаций…
Пан Бербелек поднял руку
— Только ничего такого ты говорить не будешь. — Он повернулся к невольнику. — И ты! Иначе, плетка!
Доулос заткнул пальцами уши, закрыл глаза.
— Ничего, ничего, ничего, — повторял он, склонив голову.
Пан Бербелек кивнул капитану.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, эстлос.
Иероним вернулся в кабину Магдалены Леезе. Что она делала тогда? Вышла на балкон подышать ночным воздухом или, к примеру, поговорить с убийцей? Наверняка он пришел, постучал, не разрешите ли на пару словечек, вы еще не легли, много времени я не займу, может тут, не буду же я входить в каюту одинокой женщины — и когда она отвернулась…