Иными глазами (Очерки шанхайской жизни)

Они не пьют, с растроганными улыбками о «пафосе боя» не декламируют, но работают, чтобы понять, почему сейчас наша родина идет к победе. Они стараются не опускаться душевно в нашей серости и тине, стремятся стать истинными гражданами своей великой страны, чтобы быть хоть немного достойными тех людей, которые идут сейчас вперед по дорогам Германии.

Чтобы не стыдно было взглянуть тем людям в глаза, когда приведется встретиться.

ВСЕ ПРОЙДЕТ

Одна китайская газета грозно предлагает, — с целью прекратить спекуляцию, — выслать из города всех людей неопределенных занятий.

«Слова, слова», не без горечи повторяем, вслед за Гамлетом, мы, люди определенных занятий.

Мы ведь знаем, что «люди неопределенных занятий» — настоящие баловни судьбы. И хотя все газеты нас хвалят и называют нас «страдающим населением», и клянутся заботиться о нашем благополучии, а их, людей без занятий, ругают и грозят, вот, даже выселить, все равно, мы знаем:

Они — баловни судьбы. Мы — ее пасынки. И ничему тут не поможешь, и ничего не исправишь!

Газеты их ругают, а вы этих людей, конечно, презираете. Вы говорите вашей приятельнице:

— Иванюк-то, подумайте! Одну квартиру продал за три миллиона, другую купил за два… Жене — кольцо, себе часы… Такой жулик!

И добавляете: — Ну, наши мужья, милочка, конечно, так не сумеют.

Это значит: наши мужья честные и мы ими гордимся. И вы улыбаетесь друг другу улыбкой, показывающей, что вы довольны судьбой и просто не хотите, чтобы, несмотря на все эти миллионы, ваши честные мужья занимались разными темными иванюковскими комбинациями.

И, утешая себя честностью, вы с гордо поднятой головой входите в свою холодную комнату, где ваш муж уныло сидит на корточках, пытаясь разжечь печку и, хотя вы глубоко цените его честность, но (о, человеческая натура!) вы садитесь на край продранной кушетки и начинаете деловито пилить мужа:

— … Нет, я, конечно, не хочу, чтобы ты занимался спекуляцией, но надо что-то придумать. Надо делать запасы, например. Вот Петровы купили двадцать фунтов сала и сахар, когда он еще был по 100 долларов. Продали велосипед или пишущую машинку, уж не помню что, и купили. Вот! Они говорят, что на этой машинке уже сто процентов заработали. Это не спекуляция. Это умение жить! А мы не умеем. На жалованье надо сразу что-то покупать. А денег в доме не иметь. А то они падают. Это все говорят. Надо продавать и покупать… Ах, Боже мой, да оставь ты эту печку! Уголь никуда не годится. Надо было что-нибудь продать и купить уголь еще летом…

И всю ночь вы ворочаетесь. Завтра вот он получит жалованье и на это жалованье все равно не дотянешь до конца месяца. Надо что-то купить. И продать. И заработать вдвойне. Но что, что? Ах,

почему у этого беззаботно храпящего рядом человека нет светлой головы Иванюка?

Назавтра вы расстраиваетесь еще больше.

Вы едете на своем скрипящем и шипящем старом велосипеде. Передняя покрышка уже лопнула и вы думаете разные невеселые думы. Вас догоняет ваш знакомый Фукс — человек неопределенных занятий. На шее Фукса развевается роскошное, зеленое с красным, кашне, и сидит Фукс на изумительном велосипеде, блестящем, новеньком и сияющем, как молодой месяц в морозный вечер.

— Обратите внимание на мой велосипед, — говорит Фукс и гордо шмыгает носом (на улице холод).

— Уже обратила, — говорите вы.

— Так он мне достался даром.

Вы тоже шмыгаете носом, взволнованно и вопросительно. Фукс рассказывает. Его рассказ напоминает старую добрую сказку о мужике, который все занимался менами. Кусок золота он променял на коня, коня на овцу и доменялся, в конце концов, до иголки. В рассказе Фукса — все наоборот. После долгих и упорных мен в его руках, вместо иголки, очутился кусок золота.

Он купил старый велосипед. Отремонтировал. Продал. Купил другой. Продал. Заработал. Опять купил… Опять продал… Заработал. И т. д.

На прощанье Фукс таинственно шепчет:

— Дам хороший совет. Закупайте керосин. Скоро не будет.

И, заворачивая за угол, скрывается на своем сияющем велосипеде в голубой дали. Скрывается как «мимолетное виденье, как гений чистой красоты».

Дома вы садитесь на край продранной кушетки и начинаете пилить мужа:

— Ты даже не умеешь продавать велосипедов, — с горечью говорите вы, — вот Фукс. Он, конечно, жулик! Он даже как-то в тюрьме сидел. Но, в конце концов, в продаже велосипедов ничего криминального нет! Ты бы тоже мог…

Нет, мы просто не умеем жить! Немедленно поезжай за керосином. Фукс был в хорошем настроении и дал совет… Фуксу надо верить. Он-то уж знает! Он даже в тюрьме сидел. Непременно надо керосин…

А ночью вы видите во сне Фукса и его блестящий велосипед, сияющий, как молодой месяц, и роскошное, зеленое с красным, кашне…

Утром замерзли окна, в комнате мороз и за окном уныло покачивается ваш единственный съестной запас: копченая колбаса подозрительного вида.

И вы грустно думаете: наступит ли когда-нибудь время, когда люди определенных занятий, такие честные работяги, как ваш муж, смогут жить прилично? И долго ли будут веселиться Фуксы?

СВЯТАЯ ПРОФЕССИЯ