Инженер магии

— Я хотел бы передать послание для Высшего Мага.

— Это за пределами моих полномочий, — кричит, перекрывая плеск волн, Белый капитан. — Я могу вручить его лишь нашему магу.

Доррин бросает в корзину навощенный запечатанный мешок с письмом, которое они с Лидрал составили и переписали в нескольких копиях на пергаменте еще на прошлой восьмидневке. Молодой матрос подцепляет корзину шестом и протягивает над водой. На судне противника Белый матрос вынимает из корзины мешок и вручает своему капитану. Тот уходит с ним на корму.

Корабли расходятся.

Очень скоро выясняется, что у Белого мага не нашлось другого ответа, кроме града огненных шаров.

— Идиоты! — бросает Доррин, обернувшись к Килу.

— Задать этим гаденышам? — спрашивает брат.

— Стреляй! — кивает Доррин, морщась от головной боли.

Пять пущенных с «Молота» ракет взрываются на деревянной палубе «Пламени», и очень скоро корабль, в полном соответствии со своим названием, обращается в пылающий факел. «Молот», пыхтя, направляется к третьему фэрхэвенскому судну с очередным пергаментом.

Доррин закрывает глаза, хотя это не имеет значения. Постоянные приступы жуткой головной боли все равно не дают ему видеть.

На сей раз «Молот» не встречают шарами. «Гордость Рассвета» поднимает флаг переговоров, принимает послание и уходит на запад. Еще три судна с магами на борту уходят следом.

— Возвращаемся, — говорит Доррин Тирелу, утирая лоб. — Не стоит попусту переводить уголь.

— Ну, угля-то у нас вдосталь, — смеется Тирел.

— Жаль, что ты не спалил их всех! — не в силах сдержать клокочущей ярости, заявляет Рейса.

— Это не исцелит Петру.

— Знаю. Но я все равно ненавижу этих ублюдков.

— А я... мне, знаешь ли, неохота расставаться со зрением, — Доррин вздыхает, понимая, что должен быть сильным, как Креслин, и мириться с неизбежными последствиями. Но ему так нравится смотреть на Лидрал, на море... И он не уверен в том, что на сей раз его зрение восстановится. Похоже, что каждый последующий акт разрушения, даже будучи слабее предыдущего, вызывает у него более сильную и длительную боль.

— Понимаю, — Рейса касается его плеча, и он ощущает всю ее боль, источники которой скрываются и в прошлом, и в настоящем. — Просто сознание того, что твои близкие сами сделали свой выбор, не утешает. Когда-нибудь ты это поймешь.

На самом деле Доррин прекрасно все понимает, ведь слишком многие пострадали из-за его мечтаний. Вместо того чтобы напомнить Рейсе об этом, он негромко говорит:

— Ни миру, ни Равновесию нет дела до наших чувств. Но это не значит, что я их не испытываю.

— Вот почему ты великий маг, — откликается Рейса, уронив руку. — И вот почему многие люди следуют за тобой. У тебя есть и мечты, и чувства, но ты не даешь ни тому ни другому подчинить себя.

Однорукая воительница спускается по трапу и направляется к своей раненой дочери. Тирел крутит штурвал, и Доррину приходится ухватиться за поручни. «Молот» берет курс на гавань.

— Что будем делать дальше, мастер Доррин? — спрашивает капитан с явным желанием разговорить и отвлечь юношу.

— Усовершенствуем конструкцию да построим новый корабль. И Черный Город. Чего еще желать?

— Хвала Тьме, что ты не родился Белым, — бормочет Тирел.

Доррин обращает незрячие глаза в сторону Найлана. Где-то там его ждет Лидрал.

CLXXXII

Помешкав у двери, Доррин стучится. Стоящая рядом с ним Лидрал молчит.

— Заходи, мастер Доррин, — приглашает Рилла, открывая дверь и отступая.

— Зашел вот узнать, как поживают Кадара с Лерсом. Мне пришлось покинуть их в большой спешке.

— Знаю, ты спешил преподать урок этим Белым недоумкам. Мы все видели с крыльца — и как один корабль загорелся, и как остальные дали деру через Залив.

— Что, и Кадара? — удивляется Лидрал.

— Нет, ее бы я не выпустила. Но она заставила меня трижды пересказать все, что мне удалось углядеть.

Доррин осторожно нащупывает дорогу и заходит в дом.

— Ты... не... — рука Риллы тянется ко рту.

— Тссс! — шикает он. — Ей ни слова.

Держась за руку Лидрал, Доррин входит в спальню.

Кадара лежит в постели. Рядом, в колыбельке, спит ее сын

— Рилла сказала мне, что, не окажись тебя рядом, Лерсу бы не выжить... И что спасая его, ты рисковал проиграть сражение, — говорит молодая мать.

— Это преувеличение. Время у нас было, — бормочет Доррин, опуская голову.

— Ты ведь должен быть честным, правда? Чего бы это тебе ни стоило?

— Да. В... большинстве случаев.

— А стало быть, ты должен рассчитывать все, даже... Ладно, неважно. Я знаю, что ты не... но это так трудно!

Ощущая ее гнев и неизбывную боль, Доррин касается плеча Кадары.

— Равновесию нет дела до наших чувств. Но я все еще могу их испытывать, и мне по-прежнему больно.

— Вот почему ты велик... — отзывается Кадара, нежно поглаживая младенца. — Вот почему Брид мертв, а на тебя все смотрят с почтением. Ты ухитряешься придерживаться гармонии, не растеряв своих чувств.

— Ты обо мне слишком высокого мнения. Я всего лишь стараюсь делать то, что должен, — говорит Доррин.

Голова его по-прежнему раскалывается, колени дрожат.

— Ты устал, верно? — спрашивает Кадара.

— Да.

— Я тоже. Лидрал, отведи его домой. И... Доррин...