А он каждый день совершал свой неизменный ритуал, морщась от боли в натертой от протеза культе и вглядываясь в лица русских военных в надежде встретить того самого офицера. Мысль о том, что ему непременно нужно найти того русского, стала ниточкой, что делала его жизнь хоть немного осмысленной. Несколько раз его останавливал русский патруль, но, проверив документы и содержимое свертка, отпускали. Уже все знали о том, что он ищет какого-то русского, которому сшил туфли, и считали его немного сумасшедшим. А он все ходил и ходил по городу, украшенному портретами русского Сталина и красными флагами. Все точь-в-точь, как и говорил гауптман тогда, в 1941 году. Да и жив ли тот гауптман? Может, молох войны и его перемолол?
И вот сегодня Шмульке не поверил своим глазам, увидев того, о ком не забывал все эти годы. Тот самый русский, правда, в гражданском костюме, сидел за столиком вместе с еще несколькими русскими офицерами и, задумчиво глядя перед собой, небольшими глотками пил из большой кружки пиво.
Мои спутники невольно напряглись, а Волков с Ухтомским вскочили, положив руки на кобуры. Я тоже встал, вглядываясь в спешащего к нашему столу странного немца.
— Шмульке? Ганс? Вы живы?
Я хоть и с трудом, но узнал того самого фельдфебеля, что со своими подчиненными помогал нам чинить технику в самом начале боевого пути отряда специального назначения.
— Так точно, герр гауптман, жив. — Шмульке попытался изобразить строевую стойку, но поморщился от боли.
— Что с вами, Шмульке? — обеспокоенно спросил я. — Вам плохо?
— Протез, герр гауптман, натирает… — Он слегка переминался с ноги на ногу.
— Присаживайтесь с нами, Ганс, и рассказывайте. — Я повернулся к Волкову. — Вань, не в службу, а в дружбу, организуй стул товарищу. Кстати, знакомьтесь, это фельдфебель Ганс Шмульке. Он в сорок первом здорово нам помог в Белоруссии, — представил я того всем.
Смотреть на немца стали значительно дружелюбнее. Выслушав историю Ганса, я лишь покачал головой. Повезло мужику, что тут скажешь.
— Ну а здесь вы какими судьбами, Ганс?
— Ах, да, простите, забыл, герр гауптман. — Он положил на стол сверток и принялся развязывать шнурок, которым тот был перемотан. — Вот. Я проиграл то пари, и это моя плата.
На столе лежала пара отличных мужских туфель.
Расстались с бывшим фельдфебелем мы вполне дружески. Я взял его координаты: надо будет в комендатуре Берлина попросить помочь ему. Может, работу какую подкинут. Все же выручил он нас тогда очень даже сильно.
А в комендатуре меня ждала телеграмма: «Немедленно вылетай Москву вскл Код Алый четыре вскл Иванов тчк».
Меня буквально окатило холодом. Код «алый-4» означал открытие портала в Белорецке и наличие артефактов без живых людей.
Эпилог
Федор, по уже сложившейся традиции, чуть забрезжил рассвет, расположился на мостках с удочкой. Да, теперь он не какой-то там сторож лодочной станции, а начальник водолазно-спасательной станции. Но это для всех. А для тех немногих, кто посвящен, он командир специального подразделения, подчиняющегося лишь товарищу Берии и товарищу Сталину. Местный начальник НКВД был в курсе и поэтому всегда в общении был вежлив и обходителен.
Заварилась вся эта каша вскоре после того, как Михаил уехал в Москву. Вернее, его туда увезли. Вот ведь тоже чудо чудесатое. Человек провалился на 82 года в прошлое. Кому скажи, так не поверят. Но говорить-то как раз и не надо, ибо подписок дал столько, что на десяток расстрелов хватит.
Через пару месяцев после отъезда Михаила его вызвали в НКВД, где назначили начальником водолазной станции и придали двух водолазов и двух механиков, обслуживающих воздушные компрессоры. В курсе, чем им на самом деле предстоит заниматься, был только он.
Человек с незапоминающимся лицом и в гражданской одежде тщательно проинструктировал его, заставил выучить таблицу кодов и запомнить несколько номеров телефонов, по которым в случае чего было необходимо немедленно позвонить. Пока таких случаев не было, но раз в месяц он все же звонил, как того требовала инструкция, и докладывал, что все спокойно.
Утренний туман, тем не менее, становился все более плотным. И вот в воде послышался уже однажды слышанный им низкий гул. Мелкая рябь пошла по поверхности. Внезапно туман резко развеялся, и прямо посредине пруда будто бы лопнул гигантский воздушный пузырь. Звук при этом был такой, словно разом взорвали вагон взрывчатки. Затем последовало шипение, и все затихло.
Водолазы, поднятые по тревоге, обследовали все дно и достали абсолютно все, что им попалось, а Федор бросился звонить по одному из выученных наизусть номеров телефона.
…Я стоял перед столом, на котором были разложены такие знакомые мне вещи. В Белорецк я прилетел несколько часов назад, захватив с собой Семку с его невестой. Все равно по пути. Семен сразу отправился в Ломовку к родителям, взяв с меня обещание непременно навестить их, а я поехал к Федору на пруд.