Инженеры Кольца

Мы были в Кархиде. Мы достигли нашей цели. Немногого недостало, чтобы наши движения оказались бессмысленными, потому что рюкзаки наши были совершенно пусты. В ознаменование нашего прибытия мы выпили горячей воды. На следующее утро мы проснулись и отправились искать какую-нибудь дорогу, какое-нибудь жилье. Район этот безлюдный, и у нас не было его карты. Если там и были какие-нибудь дороги, то сейчас они были скрыты под полутора-, двухметровым слоем снега, и мы, не зная их расположения, могли миновать их. Не было никаких признаков возделываемой земли. В этот день мы шли наугад куда-то в юго-западном направлении. Вечером следующего дня, когда мы увидели на склоне далекого холма огонек, свет которого пробивался сквозь мрак и редкий снег, ни один из нас долго не мог ничего сказать.

Наконец мой товарищ прохрипел:

— Это свет?

Было уже совсем темно, когда на плохо слушающихся ногах мы вошли в кархидскую деревушку, представляющую собой одну-единственную улицу между темными домами с высокими крышами, с утоптанным снегом, поверхность которого находилась на уровне зимних дверей. Мы стояли перед постоялым двором, из узких окон которого светящимися конусами, снопами падал желтый свет, который мы и заметили с далекого холма. Мы открыли дверь и вошли.

Был одсордни аннер, восемьдесят первый день нашего путешествия. Мы опаздывали на одиннадцать дней, по сравнению с планом, который наметил Эстравен. Запас продовольствия он оценил точно: в лучшем случае его должно было хватить на семьдесят восемь дней. Мы прошли тысячу триста километров согласно счетчику на санках, да еще то, что мы прошли без санок. Много времени было потрачено зря на бесплодное кружение, и если бы нам действительно надо было пройти тысячу триста километров, то мы никогда не достигли бы своей цели; если бы у нас была точная карта, мы убедились бы, что расстояние от фермы Пулефен до этой деревушки составляет неполные тысяча сто километров. Все эти километры и дни в безлюдной и безмолвной пустоте, где только скалы, лед, небо и тишина; и восемьдесят один день — ничего, кроме нас двоих.

Мы вошли в большое, жаркое, ярко освещенное помещение, наполненное едой и запахами еды, людьми и голосами людей. Я схватил Эстравена за плечо. К нам обернулись чужие лица, чужие глаза. Я уже успел забыть, что на свете существуют люди, которые не похожи на Эстравена. Я был потрясен.

На самом деле помещение это было довольно маленьким, толпа незнакомых людей состояла из семи или восьми человек, которые вначале, несомненно, были потрясены не меньше, чем я. Никто и никогда не приходил в Куркураст в середине зимы, ночью, да еще с севера. Они смотрели на нас, вытаращив глаза. Все голоса разом смолкли.

— Просим гостеприимства в домене, — проговорил Эстравен едва слышным шепотом.

Шум, говор, замешательство, суета, приветствия.

— Мы пришли через Лед Гобрин.

Снова шум, голоса, вопросы. Нас окружили люди.

— Может быть, вы займетесь моим товарищем?

Мне показалось, что это произнес я, но эти слова сказал Эстравен. Кто-то усадил меня почти что силой. Нам принесли еду. О нас заботятся, нас приняли как друзей, нас приглашают в дом.

Неотесанные, сварливые, пылкие души, крестьяне из нищего края. Их доброта и щедрость прозвучали благородным заключительным аккордом в этом убийственном путешествии. Они дарили обеими руками, не скупясь и не считаясь. И Эстравен принимал то, что дарили, как хозяин среди хозяев или как нищий среди нищих — как человек среди людей.

Для этих рыбаков, живущих на окраине окраин, на последнем пригодном для жизни клочке едва пригодного для жизни континента, человеческая порядочность необходима для жизни в такой же мере, как и еда. Они должны быть порядочны и честны по отношению к самим себе, потому что здесь не хватит жизненных сил еще и для нечестности, жульничества, непорядочности. Эстравен это хорошо знал, и когда на второй или третий день нам начали задавать вопросы, тактичные, деликатные, не в лоб, с полным уважением к шифгреттору, почему мы решили провести эту зиму, путешествуя по Льду Гобрин, он немедленно ответил:

— Я не должен выбирать молчание, но предпочитаю выбрать его, а не ложь.

— Всем известно, что благородные люди иногда оказываются вне закона, но тень их от этого не делается меньше, — сказал хозяин постоялого двора, второе по значимости лицо в деревушке после начальника, поскольку зимой его постоялый двор для всего домена представляет нечто вроде клуба или салона.

— Один человек может быть объявлен вне закона в Кархиде, а другой — в Оргорейне, — сказал Эстравен.

— Это правда. И с одним это сделает его собственный клан, а с другим так поступит король в Эргенранге.