Эти расчеты не скоро оправдались. Эмиссары без помех добрались до Кракова, который как вольный город был тогда главным конспиративным центром для всей Польши. Они установили контакты с местными карбонариями и склонили их к принятию нового устава. По сути дела, конспиративные организации в Польше были недовольны зависимостью от «Шатра мира» в Париже и приветствовали реформу, которая предоставляла им большую свободу действий. В июле 1835 года в Кракове была основана новая организация, принявшая название «Содружество польского народа». Ее статут воспринял идеологию «Молодой Польши». Целью «Содружества» должно было быть «не только освобождение Польши от чужеземного гнета, но и полное омоложение нации… обеспечение безусловных и равных возможностей всем членам польского общества». Политическую жизнь освобожденной страны хотели основать на принципе равенства прав и обязанностей, чтобы каждый человек в соответствии со своим трудом принимал бы участке «в пользовании общим богатством». Под впечатлением первых успехов Конарский сообщал Лелевелю: «Будьте полны веры в будущее, будьте спокойны, воскрешение [Польши] наступит, может быть, быстрее, чем Вы думаете».
Первые шаги новой организации были действительно успешны. В течение немногих месяцев «Содружество» подчинило себе все карбонарские организации в Галиции, нашло опору в Варшаве, а вскоре распространило свою деятельность на Литву, Белоруссию и Украину, которые стали главным полем деятельности Конарского. Но связи с Брюсселем, с самого начала довольно трудные, оборвались весной 1836 года, когда вольный город Краков был оккупирован войсками трех держав-захватчиков. Вслед за этим начали изгонять из Кракова проживавших там эмигрантов. Руководящий орган «Содружества польского народа», так называемое Главное собрание, должен был перебраться во Львов. «Краковская катастрофа ужасна, это остроленкское поражение», — писал Лелевель, приравнивая эту неудачу к крупнейшему поражению польских войск в 1831 году. Он задумывался, как быть дальше: «Спрятать ли руки в карманы и притихнуть или предпринять что-либо».
Вскоре донеслись еще худшие вести: Жабицкий был арестован и заключен в варшавскую цитадель. Лелевеля беспокоили, впрочем безосновательно, его показания: «Жабка, как расквакается, будет квакать черт знает что, напридумает, налжет, а других будут хлестать из-за него».
Несмотря на это, «Содружество» расширялось, но фактически уже как совершенно самостоятельная сила, независимая от «Молодой Польши», призвавшей его к жизни. Лелевель пересылал по указанным адресам небольшие партии печатных изданий, однако даже с Конарским не было постоянной связи — в течение двух с половиной лет он получил от него четыре письма.
В мае 1838 года Конарский был арестован. Он героически перенес многомесячное инквизиторское следствие, не выдав никого. В феврале 1839 года Конарский был расстрелян в Вильне. Еще раньше потерпела неудачу деятельность «Содружества польского народа» в Варшаве и в Галиции. Организация раскололась на крайнее, революционное крыло, настроенное антишляхетски, и умеренное крыло. Левые элементы стремились к подготовке восстания и начинали политическую агитацию среди городской бедноты и крестьян. Умеренные шарахались при виде собственной тени и откладывали на неопределенные годы саму мысль о вооруженном восстании. Уже в 1837 году левые вышли из «Содружества» и создали свою отдельную организацию, которая спустя несколько месяцев была разгромлена арестами. Правое крыло, боясь подобной участи, приостановило вообще конспиративную деятельность, что, впрочем, не уберегло его от подобных же репрессий несколько лет спустя. Австрийские и русские тюрьмы заполнились польскими патриотами; сотни людей были сосланы в Сибирь, десятки заключены в австрийские крепости Шпильберг и Куфштейн.
«Среди наших в стране ужасное потрясение… «Аугсбургская газета» перечислила поименно 15 арестованных в Вильне, среди них несколько моих прежних близких учеников, несколько знакомых… Тяжелые потери» — так записывал руководитель «Молодой Польши». Когда в это время к нему обращались по вопросу о посылке новых эмиссаров, он отказывался, говоря: «Я боюсь приложить руку к этому, ибо судьба гостей, которых я обнимал, ужасна». Действительно, Конарский погиб, Жабицкий был сослан солдатом на Кавказ, Заливскии и Залеский находились в Куфштейне. Поэтому Лелевель отговаривал от новых попыток в стране; впрочем, он хорошо чувствовал, что все, что еще осталось там из конспиративных организаций, отвернулось от «Молодой Польши» и ищет контакта скорее с Демократическим обществом. Этот раздел политической деятельности Лелевеля был уже почти завершен.