Иоанн Дамаскин

Из уст в уста передавались всякие подробности вчерашнего дня, одна страшнее другой. Кто говорил, что перебито было много знатных людей и простого народа, а кто и наоборот, что убили многих царских телохранителей и что это была попытка свержения василевса. А в это время в претории томилось девять именитых граждан Константинополя[75]. Каждого из них подвергали истязанию, нанося ежедневно по пятисот ударов плетью. От них требовали признания в заговоре против василевса. Но поскольку никакого заговора не было, то префект так и не мог добиться каких-либо признаний. Все они как один утверждали, что возмущались кощунственными действиями против чтимого образа Христа. Монахиня Феодосия и патриция Мария также находились в тюрьме. Им назначили более снисходительное наказание и подвергали ежедневно бичеванию по сто ударов. Вина Феодосии и патриции Марии как зачинщиков беспорядков у Медных врат была доказана. На восьмой день Феодосию, как самую злостную зачинщицу бунта, повели с позором по городу. Ее вели двое стражников претории, держа за веревки, привязанные к металлическому ошейнику на шее страдалицы. Позади монахини шел тюремный экзекутор и через каждые десять шагов хлестал несчастную плетью по спине. После семи дней истязаний Феодосия уже не чувствовала ударов палача. Но металлический ошейник очень досаждал ей, так как натер нежную девичью кожу на шее до крови. Но мученица продолжала кротко молиться, чем все больше и больше раздражала палачей. Им было бы куда спокойней, если бы она ругалась на них, как это зачастую делали настоящие преступники. Обычно, когда их водили по городу, то насмешки, плевки, оскорбления и другие издевательства толпы всегда подбадривали палачей. Здесь же, наоборот, все умолкали и расступались перед кроткой девой. Раздавались только сочувственные возгласы и выкрики, осуждающие мучителей. Вскоре процессия вышла на форум Быка, где в эту пору вовсю шла торговля скотом и было много народа, поэтому стражники с трудом продвигались между рядами торгующих мясом, один из охранников нечаянно наступил на валявшийся козий рог, и тот, отпружинив, сильно ударил его по ноге. Стражник скорчился от боли, выпустил веревку, потирая ушиб. Кто-то в народе стал смеяться над ним: «Тебе только козу по городу водить, а не преступников». «Тоже мне смельчаки, — кричал другой, — справились с одной монахиней, а ходить не умеете». «Нет, христиане, — смеялся третий, — это ему жена рога наставила, а он решил выместить свою злобу на невинной девице». Вся толпа захохотала. Феодосия обернулась к стражнику, рот ее был перекошен от неимоверных физических страданий, но глаза выражали сочувствие. У стражника помутилось в глазах, и ему показалось, что Феодосия смеется над ним вместе со всеми. В безумной ярости он схватил козий рог и ударил его острием в горло монахини, перебив сонную артерию. Феодосия только успела выдохнуть: «Господи, прими мою душу», — и рухнула на землю как подкошенная. Смех сразу же прекратился, и в воцарившейся тишине слышались только молитвенные вздохи людей, пораженных кончиной праведницы.

На восьмидесятый день заточения всех девятерых горожан, взятых у Медных врат, казнили усечением головы, а тела их сбросили в море. Патрицию Марию, которая назвала на суде действия императора против икон бесовским делом, а самого Льва антихристом, также казнили. Это были первые мученики, пострадавшие от иконоборцев.

ГЛАВА 7

1

В доме великого логофета Дамаска гостил прибывший из Константинополя патриций Феофан. Иоанн был очень рад снова видеть друга своей юности. С того времени прошло более трех десятилетий, и Иоанн узнал Феофана лишь по тому, что тот очень походил на своего покойного отца дината Протасия. Феофан с любопытством вглядывался в черты лица Иоанна Мансура. Теперь перед ним был не тот восторженный юноша, который когда-то приехал в Константинополь спасать храм Гефсимании. Перед ним сидел статный муж, убеленный сединой. Складка, пролегшая на переносице между густых бровей, свидетельствовала о постоянной глубокой думе. Некогда изящные черты лица Иоанна Мансура, с возрастом потеряв свою утонченность, еще явственнее запечатлели благородство чувств и мыслей этого человека. Вот только, пожалуй, глаза, несмотря на то что потемнела их голубизна, все равно продолжали излучать ту же искреннюю доброту, что и три десятилетия назад. В этих глазах не было ни избытка радости, ни скорби, а какая-то спокойная самоуглубленность.

— Как же ты, любезный Феофан, смог уцелеть при ваших частых дворцовых переворотах? — слегка улыбнувшись, спросил Иоанн.

— Слава Богу, что мой отец, да упокоит Господь его душу, оказался мудрым человеком и после свержения Юстиниана ушел со своей дворцовой должности. Мы уехали в свое имение и там тихо и мирно жили все это время, пока сарацины не пришли завоевывать Константинополь десять лет назад. Тогда наше имение было полностью разорено ими, а слуги и крестьяне уведены в плен. Я сам со своей семьей еле спасся от безбожных расхитителей. Вот и пришлось пойти на службу ко Льву.