Иоанн Дамаскин

— Ты ведь теперь, по милости Божией, иерей Христов. Я этому очень рад и хочу тебе, Иоанн, поведать свою историю жизни. Послушай же и сам рассуди обо всем. Давно это было. Более трех десятков лет назад. Тогда я был богат и знатен. Заносчив и высокомерен. Имел слуг и имение, которое мне приносило неплохой доход. Жена моя умерла при родах, оставив мне единственного сына. В этом сыне было все мое упование. Я дал ему хорошее образование, думая этим возвысить его жребий. Но именно его познания явились причиной многих скорбей. Земли наши завоевали сарацины. Имение мое находилось во владениях эмира Изифа ибн аль-Асу, который часто притеснял христиан большими поборами. А сын мой, имея разумение в грамоте и знании законов, стал заступаться за обиженных и писать письма в Дамаск, к самому халифу. Этим письмам содействовал твой отец Сергий Мансур. Эмир же наш Изиф был за это очень зол на моего сына и на весь наш дом. Он только искал случая отомстить нам. Я же говорил сыну моему: зачем ты злишь эмира и вмешиваешься в дела его правления? Он же мне всегда отвечал: «Сказано: ищите прежде всего Царства Небесного и правды его. Вот я и ищу эту правду». Вскоре наш эмир заболел, и Господь за его беззакония лишил его рассудка. Изиф воздвиг в своем княжестве гонения на иконы без согласия на то халифа. В тот день, когда он поручил начальнику стражи Омару ибн Сураду, изъять иконы из храмов, мой сын возвращался из города в свое имение. С собой он нес икону Богородицы, которую накануне заказал одному мастеру написать для нашего дома. Омар же, увидев его, идущего с иконой, хотел забрать ее. Сын же воспротивился этому беззаконию. Тогда Омар, разозлившись, ударил сына мечом в грудь, но сын мой, вырвавшись от него, бежал. Пока он бежал до дома, прижимал икону к ране своей, из которой струилась кровь. И вот произошло чудо: рана, прижатая к иконе Богородицы, затянулась, а потом и вовсе зажила. Но когда Изиф сжег святые иконы, то тут же умер. Приехал из Египта его сын Масуд и стал искать виновных. Говорили, будто бы Изифа лечили какие-то маги-иудеи. Но их не нашли. Зато стражник Изифа, Омар, сказал, что мой сын сопротивлялся указу Изифа изымать иконы. Теперь же он может донести об этом халифу. Масуд испугался и послал Омара с воинами схватить моего сына. Когда они пришли к нам в дом, я не открыл им и вооружил всех слуг. Сарацины же говорили, что пришли для того, чтобы забрать моего сына на суд к эмиру. Сын мой сказал мне: «Отец, не препятствуй им забрать меня, чтобы никто более не пострадал. Я пойду на суд и буду свидетельствовать правду Божию пред эмиром и слугами его». Я же возражал ему, говоря: «Не примут они свидетельства твоего против слов сарацина, и ты будешь убит. Бери же в руки меч, тогда, может, у нас будет возможность, поразив их, уйти далеко». Мне же сын отвечал: «Не возьму я меча, ибо сказано: кто возьмет меч, от меча и погибнет. Иди же, отец, и открой им двери, я буду молиться здесь, ожидая пришедших за мной». Не послушал я сына, не открыл им дома своего. Они же ворвались, сломав ворота, и перебили моих слуг. Я сражался с ними и упал, пораженный мечом. Сарацины взяли сына моего и ушли из дома, считая меня мертвым. Но рана моя оказалась не смертельна. Когда встал я с одра болезни моего, то узнал, что сын мой казнен. Я посыпал голову пеплом и горько оплакивал сына моего, говоря сам себе: «Как нелепо устроен мир, в котором злой торжествует над добрым, где богатый притесняет нищего, где правда удел обреченных на погибель. И никто и ничто не могло утешить разбитого сердца моего.