Иоанн Грозный-Годунов. Книги 1-14

Ослушник! Малюта искоса посмотрел на узкую лавку, которая заменяла Филиппу постель. В углу лежало подглавие — непухлая, вышитая крестом подушка. Малюта протянул к ней руку и задул свечу, выхукнув луковый — с гнильцой — ветерок из нутра.

V

Ощупью он отыскал незакрытую дверь и выбрался на воздух. Безлунная ночь глухо распростерлась над ним. Он позвал Булата, и они оба, не очень ловко из-за темноты, завернули тело старца в покрывало и вытащили наружу. Монах, который привел сюда, исчез. Булат перекинул легчайшее тело через седло и плетью погнал лошадь, жалобно вздрагивающую, к воротам.

VI

Могила великого пастыря русской церкви, как возвеличил его Сергей Михайлович Соловьев, и мученика за священный обычай печалования никогда не была обнаружена. Наверное, тело Малюта бросил в Волгу.

В иных источниках говорится и о захоронении, и о многом другом. Но эта созданная мной лаконичная картина не просто разнится от предыдущих. Она не носит на себе печать высокопарной житийности и не включает в себя мифологемы как несущие элементы реконструкции, причем вполне претендующей на реальность. К житийному воспроизведению руку приложил и князь Курбский. Прежде непредвзятого читателя поражает поведение Иоанна и опричников. В известных описаниях несколькими строками выше убийства, происшедшего в монастыре, рассказывается, как опричники, не слушая ни воплей, ни просьб, не сообразуясь ни с необходимостью, ни с действительной виной, грабили и избивали тверяков почем зря — кого и до смерти. А в келье Малюта чуть ли не стоит перед Филиппом навытяжку, смиренно просит от имени царя благословения и, не получив его, вдруг казнит подлой смертью. Но могли Малюта задушить Филиппа Колычева без согласия на то Иоанна?! Да нет, конечно. Если бы Иоанн не проинструктировал опричника, Малюта не позволил бы разыграться своим звериным страстям. Без прямого указания царя Малюта не отважился бы наброситься на старца. Это совершенно очевидно и бесспорно. Царь нуждался в благословении Филиппа, и зависимость его от нравственного императива митрополита несомненна. Она объясняется не только боязнью реакции духовенства на грядущий разгром Новгорода.

С другой стороны, можно ли вообразить, что Филипп один на один с Малютой после всего того, что ему суждено было пережить, осмелился бы произносить прежние обвинения в адрес опричнины?! Полагаю, что все происходило короче и кошмарнее.

Во время осады Твери Иоанн расположился в монастыре, в котором жил Филипп. Но можно ли вообразить, что царь посетил дом игумена до того, как Малюта расправился с опальным митрополитом? Вряд ли. В противном случае приезд царя в Отроч могли расценить и, безусловно, расценили бы как Иоаннову слабость. Сплетни и слухи в средневековой России распространялись быстрее лесных пожаров. Убийство Филиппа Колычева свершилось под покровом тайны. Но от кого стали известны, в частности князю Андрею Курбскому, подробности поведения Малюты и Филиппа? Ведь в келье отсутствовали свидетели. Малюта посетил митрополита или один, или в сопровождении немногочисленной опричной свиты. Если бы в келье находился другой монах или послушник, его бы немедленно уничтожили. Кто же поведал летописцам и историкам крамольные речи Филиппа? Сам Малюта? Или сопровождающие опричники, которые обязаны были позаботиться о сокрытии преступления?

Странно все это, ей-богу! Кажется, что многие, в том числе и князь Андрей Курбский, выступили в данном случае в роли романистов, узурпируя их права. Как тут не припомнить мысли Сергея Михайловича Соловьева, вынесенные в эпиграф?

Реконструкция происшедшего в келье производилась на основе неопровержимого факта и не подвергающейся сомнению общественно-политической позиции Филиппа, бескомпромиссно отрицавшего опричнину. Подводят реконструкторов лишь прямая речь, попытки сделать ее объемной и не откомментированный психологически поступок Малюты, набросившегося на митрополита.

Есть историки, которые, впрочем, как и Сергей Михайлович Соловьев, предпочитают обойти молчанием то, что произошло декабрьским вечером на окраине притихшей Твери. Поспешность похорон объясняется, дескать, тем, что Малюта хотел предупредить расследование. Уместно тогда задать вопрос: кто же способен был его провести? Монахи или новый митрополит, бывший троицкий архимандрит Кирилл — известный Иоаннов ласкатель? Ведь все — от бояр до черного люда — дрожали перед разгневанным и буквально сорвавшимся с цепи царем, готовившимся совершить еще более масштабные злодеяния в Новгороде.

Чему только мы не верим бездумно?! Немецким опричникам-мемуаристам, летописцам, пытающимся создать ореол святости и непреклонности, историкам, которые скорее похожи на регистраторов поликлиник или бухгалтеров в банках, мало заботящихся об интересах клиентов. Но и сами мы не лучше, когда пробегаем глазами страницы, скользя по строкам, а не пытаясь проникнуть в их глубину.

VII