Иоанн Кронштадский

«У нас было немало казенных пансионеров иногородних, которые по недостатку средств должны были оставаться вдали от родных, в стенах гимназии даже по большим праздникам. Этих-то бедняков обыкновенно выручал наш батюшка, снабжая их деньгами на дорогу домой и обратно. А кому из нас была неизвестна никогда не оскудевающая рука батюшки, которая утерла на своем веку немало слез беднякам и сирым? Еще не имея в своем распоряжении больших средств — в первые годы моего пребывания в гимназии, — он делился со всеми бедняками у себя, в Кронштадте, последним; нередко обманываясь в людях, он, по-видимому, никогда не терял в них веры, а напротив, в нас, учениках своих, возжег яркий светильник этой самой веры, показывая нам ежедневно своим собственным примером обязанность и посильную возможность каждого христианина следовать Евангельской заповеди о любви к ближнему. Часто кто-нибудь из нас во время урока просил батюшку рассказать нам, у кого он бывает в Петербурге, зачем его туда всегда зовут, и батюшкины рассказы, сопровождаемые простыми назиданиями о необходимости и могуществе молитвы, не только нас живо интересовали, но глубоко умиляли, оставляя добрые следы в нашем миросозерцании. Мы ежедневно могли наблюдать толпу народа, нуждавшуюся в благословении, поучении, совете или помощи от нашего батюшки; его призывали на наших глазах и в барские хоромы, и в убогую лачугу бедняка, и нас живо всегда трогали эти взаимные отношения между добрым пастырем и его паствой, для которой он оставался и останется навсегда тем же наставником и духовным отцом, каким был для нас...»

«Я помню, с какой готовностью мы посещали особенно думскую церковь и церковь в «Доме трудолюбия», где он служил чаще, чем в соборе; нередко, впрочем, некоторые из нас, направляясь утром в гимназию, заходили в собор, где отец Иоанн после утрени молился за тех, кто к нему приезжал за советом и помощью, и мы сами тогда бывали свидетелями того, какая глубокая вера в спасительность батюшкиных молитв перед Господом не только духовно поднимала этих людей, но уврачевала и физические их страдания...»

В жизни отца Иоанна был труд, труд, труд без конца. Уроки детям и юношам в гимназии; кругом — тысячи бедняков; преступное население Кронштадта: пьяницы, блудницы, нищие, безработные, а кроме того, ежедневное служение по домам и богослужение. У отца Иоанна не хватает времени для еды, сна и отдыха.

Любовь народная, слава о нем растут, но среди лишений и многих скорбей. Первые пятнадцать лет служения кронштадтского батюшки — это подвиги непрекращаемого крестонопения и горьких унижений. Многое из извращенного человеческого мнения в форме доносов и жалоб на всероссийского батюшку до сих пор сокрыто в архивах епархиального управления.

«Мне, как стоявшему в послушании отца Иоанна в продолжение тридцати лет, — вспоминал епископ Серафим, — все эти факты хорошо известны. Несколько раз строгий митрополит Исидор допрашивал отца Иоанна, заставлял его служить при себе и доискивался, что есть в нем особенного, даже сектантского, как уверяли и доносили ближайшие священнослужители. К. П. Победоносцев вызвал его к себе, и первое их объяснение настолько характеризует обоих замечательных людей, что я не могу умолчать об этом. К. П. сказал: «Ну вот, вы там молитесь, больных принимаете, говорят, чудеса творите; многие так начинали, как вы, а вот чем-то вы кончите?» «Не извольте беспокоиться, — ответил батюшка в дивной своей простоте, — потрудитесь дождаться конца!» Преосвященный Феофан (будущий св. Феофан, затворник Вышенский. — Н. Г.) счел необходимым отнестись к отцу Иоанну письменно, со словами любви и наставления, и высказать, что он взялся за такую подвижническую жизнь в миру, среди житейских невзгод и соблазнов, которая неминуемо должна привести его к страшному падению или окончиться ничем, что никто

еще со времени принятия христианства не только в России, но и на Востоке не решался на подобный путь, будучи не монахом, а священником, живя вне ограды и устава монастырского, и непременно это (имелось в виду хранение девства в супружестве. — Н. Г.)

породит величайший соблазн в духовенстве и в народе».

После 1893 года, когда вышли дневники отца Иоанна «Моя жизнь во Христе», епископ Феофан писал о батюшке одной даме из высшего света в Петербурге: «Что касается отца Иоанна Кронштадтского, то я уверен, что он по-истине муж Божий. И вы не погрешите, если уверитесь в том же. Книжки его хороши. Тут светлые мысли души, живущей в Боге. Читайте их, перекрестясь».

В глубокой вере черпал отец Иоанн свои силы. По-прежнему ни минуты покоя, тот же старый дом, та же тесная квартира, что и прежде; все подарки, деньги, одежда, обувь раздаются бедным, вплоть до последних собственных сапог. Нестяжательность кронштадтского батюшки поистине евангельская, правая его рука не знает, что творит левая. Он часто получал в конверте деньги и, даже не поинтересовавшись суммой, передавал их нуждающемуся. Прозорливость батюшки в подобных случаях проявлялась неоднократно. Приведем лишь несколько характерных примеров.