Иоганн Гутенберг

Иоганн Гутенберг, человек, создавший книгопечатание, конечно же, не был полуграмотным ремесленником. Веяния эпохи были известны, близки и понятны ему. Он, как и мы сегодня, восхищался лирикой Франческо Петрарки (1304–1374), с благоговением воспринимал эпическую мощь «Божественной комедии» Данте Алигьери (1265–1321), следил за хитросплетениями сюжетов новелл Джованни Боккаччо (1313–1375). Немецкая литература его времени еще мало могла предложить гуманистическому складу ума. Изящная поэзия миннезингеров, и прежде всего Вальтера фон дер Фогельвейде (ок. 1170–1230), при всей своей привлекательности для немца и патриота своей отчизны все же была делом прошлого. Рифмованные хроники, шванки, фастнахшпили, «народные» романы типа «Прекрасной Me Лузины» были рассчитаны на непритязательного читателя, а нам хочется верить, что Гутенберг таким не был.

Иначе обстояло дело в изобразительном искусстве и особенно в архитектуре. Величественные, устремленные к небу соборы, строгие ратуши, подавлявшие своей грандиозностью замки воздвигались по всей Германии. Более 12 лет Гутенберг, прожил в Страсбурге. Изо дня в день он мог наблюдать, как поднималась башня собора. Это знаменитое сооружение, казалось, строилось и перестраивалось целую вечность. Для завершения строительства в 1399 г. призвали архитектора Ульриха фон Энзипгена, который незадолго перед тем возвел собор в Ульме. Знаменитый мастер решил увенчать Страсбургский собор высокой восьмиугольной башней. В 1419 г. ои умер; заканчивал работу Иоганн Гюльтц из Кёльна. В 1439 г. башня наконец-то освободилась от лесов, взметнувшись вверх на 142 м. Вплоть до XIX в. Страсбургский собор был самым высоким церковным зданием Европы.

Круг творческой интеллигенции в Страсбурге тех лет был достаточно узким. Поэтому вряд ли будет ошибкой сказать, что Иоганн Гутенберг был знаком с Иоганном Гюльтцем и, конечно же, присутствовал на празднествах, посвященных завершению строительства собора.

С первых же шагов гуманизм был неразрывно связан с книгой. Новые веяния проникают во дворцы сильных мира сего. Полновластный правитель Флоренции Козимо Медичи (1389–1464) приобрел около 800 рукописей, собранных гуманистом Никколо деи Никколи (1364–1437), и в 1441 г. основал при доминиканском монастыре св. Марка крупную публичную библиотеку, в которую вошли и другие собрания (среди них книги Д. Боккаччо). Над упорядочением этой библиотеки по просьбе Медичи работал гуманист Томмазо Парентучелли (1397–1445). Его собственное собрание книг, включающее 1200 томов, легло в основу другой знаменитой библиотеки — Ватиканской. Когда она была открыта, Томмазо знали уже под другим именем — папы Николая V. Так было на южных границах Священной Римской империи германской нации, а на восточных — колоссальную по тем временам библиотеку создал Матьяш Хуиьяди (1443–1490) — король Венгрии Матвей Корвин^[73]

.

Книжные собрания были и в Германии. Среди библиофилов гутенберговской эпохи назовем сына мозельского рыбака Николая Кребса (1401–1464), которого по его родному селению именовали Кузанским. Первичное образование он получил в Девентере, в школе Братства общей жизни, в которую 70 лет спустя пришел Эразм Роттердамский. Затем Николай Кузанский учился в Гейдельбергском и Падуанском университетах, а в 1424 г., получив степень доктора канонического права, вернулся на родину. По некоторым сведениям, юридическая карьера его начиналась в Майнце. Тогда-то он, как считает новейший историк и художник Альберт Капр, и познакомился с Иоганном Гутенбергом ^[74]. В дальнейшем в качестве папского легата, а с 1448 г. и кардинала Николай Кузанский неоднократно посещал Майнц. Его пребывание в этом рейнском городе зарегистрировано в период с 11 ноября 1444 г. по 6 января 1445 г., с 5 июня по 4 сентября 1446 г. и с 14 ноября по 10 декабря 1451 г. Как раз в эту пору в Майнце активно работала типография Иоганна Гутенберга. Ставший в последние годы жизни ближайшим советником папы Пия II, Николай Кузанский активно способствовал началу книгопечатания в Италии.

В библиотеке Николая Кузанского были труды по всем отраслям знания. Будучи по образованию юристом, а по «профессии» теологом, он интересовался математикой, медициной, географией, астрономией. Обаяние его личности не угасло и 100 лет спустя. «Кто в те времена мог сравниться с Альбертом Великим? — спрашивал Джордано Бруно (1548–1600). — Кто был равен Кузанцу — тем менее доступному, чем более великому? Если бы священническое одеяние не скрывало иногда его гения, я признал бы, что он не только равен Пифагору, но выше его…»^[75]