Иоганнес и Маргарет: сказка для героя

Когда я зашел в помещение кондитерской, Гретель сразу меня вспомнила, стала расспрашивать о жизни и даже пригласила в гости, чтобы вместе поужинать. Я не стал отказываться.

Жили они с братом вдвоем здесь же, только на втором этаже. Когда тем же вечером я пришел к ним, то был поражен, насколько уютно и красиво обустроило жилище Гретель. С такой любовью, изяществом. В доме кузница, а тем более в приюте я никогда не ходил по самотканым половицам, не видел на окнах кружевных занавесок и стол там никогда не покрывала белоснежная скатерть.

Я понял, что не хочу отсюда никуда уходить, так мне здесь было мирно, и покойно! И не ушел.

Свадьбу мы сыграли спустя положенное после помолвки время и зажили дружной семьей. Я с Гретель в столовой, которая на ночь превращалась в спальню, Гензель в соседней комнатке.

С помощью супруги я смог выкупить кузницу своего наставника, дав ему за нее сумму, позволяющею тому не раздувать больше огонь в горне и махать тяжелым молотом над наковальней. Жена с братом продолжали трудиться в пекарне и кондитерской.

Как же хорошо мы жили: славно, дружно, ладно.

Детей у нас родить никак не получалось, но Гретель вроде как и не очень то и расстраивалась, ведь у нее был ее ненаглядный Гензель, которого она опекала как ни одна мать свое дите не пестует.

Я слушал пожилого человека и отмечал про себя, как часто и с какой любовью он называл имя своей покойной супруги. И если изначально его решение жениться на ней было вызвано уютной обстановкой дома, которой он был всю жизнь лишен, то впоследствии чувства к жене пересилили любовь к комфорту, и он уже искренне полюбил эту женщину. Видимо было за что.

– Простите, что перебиваю, но не могу не спросить: почему вы всегда называете свою супругу Гретель? Ведь это детское имя, производное от Маргарет? Взрослых женщин так звать не очень-то принято?

– Она меня тоже часто спрашивала об этом. Но у меня язык не поворачивался назвать ее Маргарет, в ней столько было наивности, доброты, доверия к людям, свойственных лишь детям малым, которые не успели столкнуться с лишениями. А учитывая, что пережила Гретель будучи совсем еще малышкой, тем ценней становились эти качества ее характера.

Я часто спрашивал ее, почему она раньше не вышла замуж, ведь когда мы сошлись, ей было уже двадцать лет, возраст о котором говорят «один шаг до стародевичества». Неужели не нашлось охотников до такого сокровища? Она, смеясь, говорила, что меня ждала! Лишь однажды проговорилась, что все кто приходил к ней свататься, плохо относились к ее младшему брату. Один шикнул на него, когда тот озоровать стал, другой по ручке ударил, когда Гензель без спроса потянулся за яблоком, третий предложил отдать его на обучение ученым монахам, чтобы без дела не мотался.

Всех этих ухажеров любящая сестра выгоняла взашей, не желая продолжать общение далее. Лишь я отнесся к Гензелю, которому на тот момент было уже 18 лет с открытым сердцем и не пытался влезть в их с сестрой отношения. Когда он привел в дом свою избранницу, то во всем помогал Гретель в организации пышной свадьбы. Немного пожурил, конечно, когда она все сбережения наши спустила на покупку дома молодым, но она объяснила, что мальчик, итак всего был лишен, пусть хоть его семья начнет жизнь, ни в чем не нуждаясь.

Теперь у нас появились новые родственники молодой супруги Гензеля, а потом и их дети, которых жена моя обожала. Мы к тому времени смирились, что нам родителям не стать, зато старались племянников своих баловать и ласкать с утроенным усердием. Жена брата нам в этом всячески способствовала, приносила приплод с завидным постоянством. Семерых родила. Дом всегда был полон детей, иногда я просто прятался в своей кузнице, устав от шумного гомона детворы. А Гретель нашествие маленьких детей брата, казалось бы, нисколько не утруждало, она умудрялась и им внимание уделить, и кондитерскую с пекарней в порядке содержать и быть при этом со всеми приветливой, веселой и доброжелательной.

А теперь дома тихо. Жена умерла, брат ее в тюрьме, племянников невестка ко мне под угрозами лишения материнского благословения не пускает. Объявила, что ничего общего с мужем, который оказался душегубом иметь не желает, и детей против отца настраивает. Настоял я на встрече с Гензелем, пришел к нему в камеру, где его держат до завершения разбирательства всех обстоятельств произошедшего, да только говорить он со мной не стал. Ни слова не произнес, ни слезинки не проронил, ничего не объяснил. Как чужой сидел, да в стену смотрел.

Не иначе разум его помутился, раз сотворил такое. Другого объяснения его поступку у меня нет.

Сам теперь не знаю как жить. Кондитерскую хотел закрыть, так от людей отбоя нет. Всё заходят, вопросы задают, на которые я ответить им не могу. И с еще большим энтузиазмом скупают «пряничные домики».

– А жена когда-нибудь рассказывала о том давнем происшествии в лесу, участниками которого они с братом стали?