Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

Лев Лосев, говоря об отсутствии существенного поэтического влияния Ахматовой на Бродского, замечает: «Последние несколько лет я занимался составлением довольно подробного комментария к стихотворениям Бродского, и у меня сложилось впечатление, что переклички с Ахматовой у Бродского не так уж часты – помимо группы ранних и двух стихотворений зрелого периода („Сретенье“ и „На столетие Анны Ахматовой“), посвященных Ахматовой, полузакрытые цитаты и намеки на ахматовские тексты можно отметить еще всего в двенадцати стихотворениях („Дидона и Эней“, „Пенье без музыки“, „Натюморт“, „Похороны Бобо“, „Двадцать сонетов к Марии Стюарт“ (Сонет XVIII), „…и при слове „грядущее“ из русского языка“, „Декабрь во Флоренции“, „Помнишь свалку вещей на железном стуле…“, „Келломяки“, „Я входил вместо дикого зверя в клетку…“, „Жизнь в рассеянном свете“, „В Италии“), в некоторых из них не без сомнения»¹⁹.

О «Сретенье», «Декабре во Флоренции», «Келломяках» и стихотворении «На столетие Анны Ахматовой» будет отдельный разговор, в остальных же перечисленных текстах Лосев отмечает не особенности поэтики, а подтексты из конкретных стихотворений Ахматовой или тематическую связь.

Так, «Дидона и Эней», по его мнению, тематически связана с циклом Ахматовой «Шиповник цветет»²⁰, с ним же связан образ воображаемой встречи в небесах взглядов разлученных любовников в «Пенье без музыки»

²¹. «Натюрморт» «состоит из 10 частей с неожиданной голгофской сценой в заключительной части, т. е. в этом отношении повторяет структуру «Реквиема» Ахматовой»²². Мотив пустоты в стихотворении Бродского «Похороны Бобо» Лосев связывает с «Поэмой без героя»²³, строчка из «Двадцати сонетов к Марии Стюарт» «язык, что крыса копошится в соре» является реминисценцией знаменитого «Когда б вы знали, из какого сора…».

В стихотворении из цикла «Часть речи» Бродский пишет: «безразлично, что / или кто стоит у окна за шторой», и комментатор усматривает здесь отсылку к «Бесам» Достоевского через «Поэму без героя»²⁴

у Ахматовой. «Или правда там кто-то снова / Между печкой и шкафом стоит», отсылая к сцене самоубийства Кириллова в «Бесах»: «в углу, образованном стеной и шкафом, стоял Кириллов». Следует заметить, что если у Ахматовой подтекст из Достоевского очевиден, у Бродского, с учетом сквозного для «Части речи» мотива безумия, также очевидна отсылка к «Гамлету», к знаменитой сцене, когда Полоний прячется за шторой, а Гамлет с криком «крыса» протыкает штору шпагой, убивая Полония (особенно с учетом мышей, с упоминания о которых начинается стихотворение Бродского).

В стихотворении «Помнишь свалку вещей на железном стуле…» присутствует эпиграф из Ахматовой, в финале стихотворения «Я входил вместо дикого зверя в клетку…» («но пока мне рот не забили глиной, / из него будет раздаваться лишь благодарность») есть «прямой отголосок «Поэмы без героя»:

И со мною моя «Седьмая»,Полумертвая и немая,

Рот ее сведен и открыт,Словно рот трагической маски,Но он черной замазан краскойИ сухою землей набит.

«Жизнь в рассеянном свете» парафразирует стихотворение «А где-то есть простая жизнь и свет». У Бродского «еле слышный / голос, принадлежащий музе», у Ахматовой – «И голос музы еле слышный»²⁵. Сходным образом в стихотворении «В Италии» перефразируется ахматовская «Венеция»: поэтическое определение Венеции «золотая голубятня у воды» становится у Бродского определением «лучшая в мире лагуна с золотой голубятней», что также отмечено комментатором.

Казалось бы, список действительно невелик, даже если добавить в него несколько пропущенных Лосевым стихотворений с ахматовскими аллюзиями, таких, как «Прощальная ода», о которой я скажу в одной из глав (и которую Лосев, видимо, относит к ранним стихотворениям) или «Развивая Платона».

Надо сказать, что сам поэт был еще более лаконичен. «Отвечая на вопросы сотрудницы музея Ахматовой О. Е. Рубинчик, Бродский писал: «Стихи, в которых «присутствует А. А. А., следующие: «Сретенье» (sic!) и «В Италии». Наверное, есть еще, но в данную минуту в голову ничего не приходит (что, естественно, ничего не значит). Из перечисленных Вами «Anno Domini» с А. А. А. не связано, да и Флоренция, впрочем, тоже. Есть целый ряд стихов, непосредственно ей посвященных, среди ранних, написанных на ее дни рождения, но я не могу вспомнить первых строк сию секунду»²⁶.

Но дело не в количестве прямых отсылок к стихам. Если руководствоваться таким принципом, то придется признать, что и переклички с Цветаевой, поэтическое влияние которой Бродский всегда подчеркивал, у него «не так уж часты». Дело в гораздо более фундаментальной внутренней связи, определяющей глубинные качества поэтического языка, которые зачастую не так очевидны на поверхностном уровне конкретного стихотворения.