Иосиф Флавий. История про историка

Царь начал с того, что выразил уверенность в мирном настроении большинства народа, а заодно буквально одной-двумя фразами посеял сомнение в чистоте намерений тех, кто призывает к восстанию против римлян: «Если бы я видел, что вы все без исключения настаиваете на войне против римлян, а не наоборот, что лучшая и благонадежная часть населения твердо стоит за мир, то я бы не выступил теперь перед вами и не взял бы на себя смелость предложить вам свой совет. Ибо всякое слово о том, что следовало бы делать, бесполезно, когда гибельное решение принято заранее единогласно. Но так как войны домогается одна лишь партия, подстрекаемая отчасти страстностью молодежи, не изведавшей еще на опыте бедствий войны, отчасти — неразумной надеждой на свободу, отчасти также — личной корыстью и расчетом, что, когда все пойдет вверх дном, они сумеют эксплуатировать слабых, — то я счел своим долгом собрать вас всех сюда и сказать, что именно я считаю за лучшее, дабы люди разумные опомнились и переменили свой образ мыслей и добрые не пострадали из-за немногих безрассудных».

Затем он предложил разобрать суть претензий народа к римлянам по пунктам. Он утверждал, что если ими движет желание освободиться от власти Рима, то начинать восстание из-за желания сменить прокуратора нелепо: даже самый мягкий прокуратор все равно будет воплощать эту власть. Если же они хотят начать войну только из-за прокуратора, то это еще глупее, поскольку «нелепо из-за одного человека бороться со многими, из-за ничтожных причин — воевать с такой великой державой».

Далее Агриппа сделал экскурс в историю, напомнил, что евреи сами виноваты в потере независимости, так как сами пригласили римлян на свою землю, и далее стал напоминать о мощи Рима и о том, сколько народов, куда более многочисленных и обладающих куда большей территорией, ресурсами и воинственностью, чем евреи, вынуждены были склонить голову перед этой мощью. Один пример показательнее другого следовал за другим, и, наконец, Агриппа добрался до соседнего Египта, который поистине огромен, защищен со всех сторон и тем не менее, кроме денег, покорно снабжает Рим продовольствием:

«Но все это бессильно против счастья римлян; два легиона, расположенные в городе, обуздывают далеко простирающуюся египетскую страну точно так же, как и родовую македонскую честь. Где же вы думаете найти союзников против римлян? В необитаемой ли части земли? Ведь на обитаемой земле все принадлежит Риму. Или, быть может, кто-либо из вас перенесется мыслью за Евфрат и будет мечтать о том, что наши соплеменники из Адиабены поспешат к нам на помощь? Но они, во-первых, без основательного повода не дадут себя втянуть в такую войну; а если бы даже они и приняли такое безрассудное решение, то их выступлению воспрепятствуют парфяне, потому что в интересах последних лежит сохранение мира с римлянами, которые всякую вылазку парфянских подданных против них будут считать нарушением мирного договора. Таким образом, ничего больше не остается, кроме надежды на Бога. Но и он стоит на стороне римлян, ибо без Бога невозможно же воздвигнуть такое государство. Подумайте дальше, как трудно станет вам даже в борьбе с легкопобедимым врагом сохранить чистоту вашего богослужения; обязанности, соблюдение которых вам больше всего внушает надежду на помощь Бога, вы будете вынуждены переступать и этим навлечете на себя его немилость».

Таким образом, из его спича следовало, что сам Всевышний в данный момент истории находится на стороне римлян и выступать против них бессмысленно.