Иосиф Кобзон. Мгновения…

А как ты хотел стать дедушкой! Как ты ждал появления внуков! Первая родилась Наташина дочка, потом Андрюшина дочка – и каждый год кто-то рождался! Пять девочек и два мальчика. Ты был совершенно счастлив. Ходил с ними на детские елки. Покупал петушков. В цирк. Ты всегда считал себя цирковым артистом. А еще ты приглашал внуков петь с тобой. Для них петь с дедушкой было настоящим приключением и самым большим счастьем!

Дни рождения, детские праздники, Новый год – это было святое: собраться с родными, петь песни, играть. Быть всем вместе!

Но перенесемся в воспоминаниях опять назад.

Баковка, 1986.

– Иосиф, ты уже столько раз там был, балерины ездят, певицы ездят, а я чем хуже?!

– Неля, там война настоящая, мы под обстрелом поем, о чем ты говоришь?! Ты что, не понимаешь?

– Понимаю. Поэтому и хочу поехать с тобой в Афганистан.

Афганистан, 1986. Ты поешь для бойцов. Во время концерта я слышу залпы. Ты поешь громче, чем грохот выстрелов, и твой голос отвлекает уставших бойцов от бесконечной стрельбы. Рядом со мной стоит Руслан Аушев. Наклонившись ко мне, он говорит: «Залпы в честь юбилея вашей свадьбы с Иосифом». Я не понимаю, шутит он или нет, на всякий случай улыбаюсь и говорю: «Спасибо за такое оригинальное поздравление».

Однажды Виктор Петрович Елисеев, главный дирижер ансамбля МВД, пригласил тебя на гастроли в Италию! И сам Папа Римский назначил вам аудиенцию! И вот мы в Ватикане! Необыкновенная красота! Входит Папа Римский. И предлагает Иосифу спеть «Аве Мария». Так торжественно и так красиво! На следующий день мы идем по Риму и тебя узнают люди. Как национального героя! Через день мы улетаем, а у тебя просрочен паспорт. Тебя останавливают на таможне, а один таможенник тебя узнает и тут же пропускает!

Столько прекрасных моментов было в моей жизни благодаря тебе! Были и тяжелые времена. Но мы тоже прошли их вместе.

Баковка, 2002. «Ну уж не-е-ет! Я тебя не отдам!.. Будем лечиться!» – я твердо настраивала тебя на благополучный исход, когда узнала диагноз. Я тогда выглядела решительно. Совсем по-другому я выглядела, когда через несколько минут, закрывшись в своей комнате, чтобы ты не слышал, я звонила твоей сестре, рыдала и кричала в трубку, что моя жизнь кончилась. Тут уже Гелена взялась за дело: «Это еще не приговор, он будет жить» – уверенно сказала твоя сестра.

Мы с Гелой около твоей палаты. Гела ругается с врачом.

Тут я не выдерживаю:

– Разрешите нам пригласить своих врачей на консилиум!

– Это нецелесообразно, у нас компетентные лечащие врачи.

Когда врач уходит, Гелена садится рядом со мной и говорит:

– Кто-то хочет, чтобы он отсюда не вышел.

Мы с Гелей звоним Громову, губернатору Московской области.

– Боря, скажи лечащему врачу, чтобы он разрешил консилиум, или я не знаю, что с ним сделаю! – кричит Гела.

Я звоню в офис. Варя, Лена и Таня обзванивают лучших врачей страны.

Консилиум. Я выбегаю в коридор, где стоит Гела.

– Почему ты не заходишь?

– Меня не пускают! – В бешенстве Гела расхаживает туда-сюда по коридору. – Иди, Неля, потом расскажешь мне все слово в слово.

Я возвращаюсь на консилиум. Там лучшие врачи во главе с Леонидом Рошалем, друзья, Андрей, Варя, Лена и Таня. Я говорю, что лечащий врач предлагает посадить тебя на ИВЛ, но из-за этого могут повредиться голосовые связки.

– Я не дам сделать из Иосифа растение! Иосиф будет здоров и будет петь! – я почти кричу, по моим щекам текут слезы, но голос у меня не дрожит.

Леонид Рошаль говорит:

– Я посажу с ним своего реаниматолога. Если он переживет эту ночь, то останется жить. И можно будет решать вопрос о переводе в другую клинику.

Ночь. Ты в реанимационной палате. Я, Гела и Рошаль – в обычной. Я уже не могу рыдать. У меня не осталось слез. Леонид Рошаль уговаривает меня принять успокоительные. Я сопротивляюсь.

– Ты не спала неделю. А ты подумала о том, что потом Иосиф увидит тебя в таком состоянии? – настаивает Рошаль.

Я соглашаюсь выпить успокоительное. Когда Леонид Рошаль выходит из палаты, мы с Гелой начинаем молиться. Это продолжается довольно долго. В палате темно. Вдруг в палату медленно открывается дверь. И входит твоя мама Ида Исаевна. Она садится на кровать рядом со мной и говорит мне: «Перестань плакать. Я еще не скоро с ним встречусь». И тут я просыпаюсь. Меня будит Гела. 5 утра. Мы снимаем туфли и идем на цыпочках по коридору к реанимации. Рошаль выходит из палаты и говорит: «Живой».

Другая клиника. Условия явно намного лучше. Я в палате с тобой. Стою у окна и молюсь. Вдруг я что-то слышу. Поворачиваюсь. Ты сквозь сон поешь. Что-то непонятное. Прислушиваюсь – ты поешь на грузинском.

Когда я сажусь рядом с тобой и беру тебя за руку, ты открываешь глаза:

– Неля, я смогу петь? – Это первое, что ты спрашиваешь.

– Конечно сможешь, ты уже поёшь. – Я еле сдерживаю слезы.

– А Катя родила? – спрашиваешь ты.

– Сегодня. Родила нам внучку. Аниту, – говорю я и наконец плачу, улыбаясь сквозь слезы.

Ты потихоньку идешь на поправку. Мы с Гелой наперебой пытаемся тебя накормить: «Ну, давай борщечку по маминому рецепту. Или половиночку котлетки. Прям маленький кусочек, пожалуйста» – причитаем мы.