Иосиф Сталин. Начало

Он вновь начал ходить, опираясь на палку, и вновь возвращались речь и разум. Уже передавали знаменитые ленинские ругательства. Уже Зиновьева и Каменева за сношения с Кобой он привычно обозвал «политическими проститутками».

И в октябре, когда я вернулся из Парижа, ночью Коба вызвал меня в Кремль. Там теперь находился его кабинет.

Охранник провел меня по пустому, безмолвному Кремлю…

Коба с трубкой разгуливал по кабинету:

— Вот, работаю по ночам. Сподвижники Ильича, как ты знаешь, отдыхают… И недавно узнал еще об одной благодарности Ленина. — Он перебрал какие-то листочки на столе. — Оказывается, Ильич на случай смерти составил «Письмо к партии». Письмо это должна зачесть Селедка съезду, который соберется после его смерти…

В беседах она называет это письмо «Завещанием Ильича», а чаще — «бомбой для товарища Сталина». В этом письме Ильич просит съезд в благодарность за все, что для него сделал товарищ Сталин, за то, что батрачил на него, жену безденежьем уморил, пока оне благоденствовали в Женевах, за то, что хлеб в голодный год привез в подыхавшую от голода столицу… короче, за все «передвинуть» товарища Сталина с поста Генерального секретаря.

Он подошел к окну. Постоял, поглядел вниз, на часовых, стоявших в свете фонарей у подъезда, и продолжил:

— Товарищу Сталину следовало бы возмутиться… Однако! Однако в этом «Завещании» есть загадочное «но»… Кроме товарища Сталина Ильич в письме дает нелестные характеристики всем остальным руководителям партии. Троцкому, Зиновьеву, Каменеву и так далее. Уничижительные характеристики, прямо скажу. Я переслал копию этого «Завещания» Троцкому. Он тотчас попросил меня… засекретить его. Потому что самым хорошим в этом «Завещании» выглядит знаешь кто? Не догадаешься вовек! Товарищ Сталин! Ильич обвиняет Сталина только в грубости, нетерпимости. И за эту грубость и нетерпимость просит передвинуть с поста Секретаря. Смешно, да? Когда это грубость считалась недостатком большевика? И разве нетерпимость — не главное наше достоинство? Мы революцию делали в Смольном институте благородных девиц, но сами мы не оттуда! При всем почитании Ильича на основании такого обвинения съезд откажется убрать с поста товарища Сталина. Все знают о наших постоянных столкновениях с Крупской. Так что товарищи попросту решат, будто больным Ильичем руководили личная обида и его жена. Тогда возникает главный вопрос: мог ли Ильич, опытнейший Ильич всего этого не понимать? Ведь «Письмо» составлено сразу после первого приступа, когда мозг его работал на все сто! И пункт второй. Это «Письмо» Ильич приказал хранить в Секретариате в обстановке величайшей секретности… — Коба помолчал, еще походил по комнате. — Но неужели Ильич стал таким наивным? Неужели он мог поверить, что это письмо, эта «бомба», переданная в Секретариат, останется неизвестной товарищу Сталину? Неужели он не понимает, что слуги редко выполняют приказы больных господ? Нет, не мог он этого не понимать. Слишком велик интеллект товарища Ленина. И пункт третий. Требуя «перемещения Сталина с поста Генсека», он почему-то забыл рекомендовать партии, кем заменить грубого товарища Сталина! Но это означает хаос! Неужели Ильич обо всем этом не подумал?! Не мог не подумать… Тогда что же это за «Письмо»?

 — Он замолчал и посмотрел на меня.

И я сказал:

— Понял.

— Я думал, ты поймешь раньше. Да, Фудзи, Ильич, даже больной, остался великим конспиратором. Он специально оставил это письмо в Секретариате, понимая ненадежность сотрудников и зная, кому они его передадут. Это не настоящее

«Завещание» Ильича. Это всего лишь «Завещание» Ленина для товарища Сталина! Чтобы твой друг Коба потирал руки и преспокойно ждал съезда. Но тогда?.. Тогда должен существовать иной текст, не для товарища Сталина. Подлинная бомба против Кобы. Ты уже понял задание друга?

Я кивнул.

После чего Коба передал мне заготовленный мандат за своей подписью. «Товарищу Фудзи поручается вскрыть опечатанный кабинет Ленина». Мандат следовало предъявить охраннику, дежурившему в ту ночь у кабинета. Коба протянул мне ключ.

— Поищи внимательно в книжном шкафу. Раньше у него была такая привычка. Может, оно лежит и не там. Но без него не возвращайся.

Я уехал домой за инструментами. Это особый набор, он есть у каждого разведчика и у каждого вора-домушника. Уже через час я вернулся в Кремль…

Коба проводил меня на третий этаж Сенатского дворца. Здесь находилась квартира Ильича под многозначительным номером один и в том же коридоре — его кабинет Председателя Совнаркома.

Коба ушел, а я направился по коридору, соединявшему квартиру с кабинетом. В коридоре стоял молоденький часовой. (В самом начале Ильич доверял этот пост только латышским стрелкам; но уже летом 1918 года там встали кремлевские курсанты, которым для строгости было запрещено говорить с кем-нибудь, кроме своего начальника. Теперь эти времена прошли.) Увидев меня, часовой вытянулся.

— Товарищ Сталин?