Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого

Возможно, что самые ранние заметки (и, конечно, мысли) молодого семинариста, задумывавшегося о своей судьбе и судьбе своего народа, были все же не очень марксистскими и социал-демократическими. Во-первых, в Грузии социал-демократов в эти годы практически не было. Не было даже переведенных на грузинский язык произведений классиков марксизма. Сохранилось предание о том, что семинаристы-кружковцы по очереди, включая Джугашвили, тайком вручную переписывали «Капитал» Маркса с единственного на весь Тбилиси экземпляра книги. Во-вторых, представители всех без исключения течений, в том числе и будущие социал-демократы, не могли не оказаться под влиянием идей грузинского национального освобождения и культурного возрождения. Ведь не случайно Иосиф понес свои первые стихи, проникнутые «гражданским пафосом», к Илье Чавчавадзе, возглавлявшему патриотическое движение за возрождение грузинской национальной культуры и литературы. Да и герои произведений Казбеги были борцами за национальное достоинство. Иначе и быть не могло. По мере того как человек взрослеет, по мере того как он все больше врастает в действительность, он начинает определять то, что является его и не его, то, на что ему позволено претендовать по праву рождения и наследования, и то, на что он претендовать не должен или не может. И тогда выясняется, что у него нет ничего или почти ничего из того, чем обладают живущие рядом с ним богатые или просто благополучные люди. Выясняется также, что люди разных национальностей, живущие на родной земле, по какой-то причине имеют преимущества или, наоборот, лишены вполне очевидных прав. И тогда у человека остается только одно достояние – ощущение владения «своим», национальным: историей, культурой, языком, небом, горами… Недаром говорят: национализм – прибежище порабощенных. Национальная самоидентификация означает перенесение внутрь себя, в свою духовную и интеллектуальную жизнь комплекса национальной (или многонациональной) культуры, главной составляющей которой является история. Здесь многое определяют семья, религия, школа, историческая наука, искусство, общественные настроения, политические партии. Все это наполняет национально окрашенным содержанием то, что мы определили как личную «историософию». История угнетаемой Грузии как часть истории Российской империи объясняла причины личного унижения и обездоленности. Ранние произведения Кобы пронизаны национальным чувством даже тогда, когда он полемизирует с дворянскими, буржуазными и иными националистами. Не только его поздняя брошюра «Марксизм и национальный вопрос», но и вся ранняя публицистика в той или иной степени посвящена национальной теме и Российской империи как темницы народов. Вот, например, с каким эмоциональным запалом он писал об этом в одной из ранних статей (декабрь 1901 г.): «Стонут угнетенные нации и вероисповедания в России, в том числе гонимые со своей родины и оскорбленные в своих чувствах поляки, финны, права и свободы которых, дарованные им историей, самодержавие нагло растоптало. Стонут постоянно преследуемые и оскорбленные евреи, лишенные даже тех жалких прав, которыми пользуются остальные российские подданные, – права жить везде, права учиться в школах, права служить и т. д. Стонут грузины, армяне и другие нации, лишенные права иметь свои школы, работать в государственных учреждениях, вынужденные подчиняться той позорной и угнетающей политике русификации

(выделено Сталиным. –

Б. И.

), которую с таким рвением проводит самодержавие.

Стонут многие миллионы русских сектантов… Стонут… но всех угнетаемых, всех преследуемых российским самодержавием не перечислить… Угнетенные нации России не могут даже и думать о том, чтобы своими собственными силами освободить себя, пока против них стоит не только русское правительство, но даже русский народ, еще не осознавший, что их общий враг – самодержавие»[307].

«Русификация» – это ключевое слово, материальную силу которого он явно ощущал на себе в училище, на улицах Гори и Тифлиса и особенно в семинарии. Эта та политика, из-за которой грузинские дети в училище чувствовали себя «неполноценными». Из-за этой политики в семинарии время от времени вспыхивали бунты и даже убивали преподавателей и священнослужителей. Одно из таких убийств произошло как раз накануне поступления Сосо в семинарию.