Ипподром

А Нина, присев у ворот конюшни на какой-то ржавый каркас, прихлебывала из пакета молоко и смотрела, как Коля и Рогозин запрягают гнедую кобылу. Лошадь перебирала ногами, казалось, ей доставляют удовольствие многочисленные ремни, железный мундштук она взяла охотно, при этом все время косилась на Нину, отлично понимая, что эти двое сейчас уйдут, а Нина сядет сзади, возьмет вожжи и хлыст.

– Нина Петровна, – уныло заговорил Коля, и Гуров понял, что конюх сейчас начнет просить. – Нина Петровна, – повторял он еще протяжнее, поглаживая лошадь и выглядывая из-за нее, как из засады.

– Да черт с тобой, делай как желаешь. – Нина смяла пустой пакет, вытерла ладонью лицо и взяла у Рогозина вожжи. – Балуешь парня, Михалыч. Он же этого абсолютно, – произнесла она длинно, нараспев, – не стоит.

Только она отъехала, как Коля обернулся к Рогозину:

– Классный мастер, скажи? Как Алмаза привела?

– Топай, топай. Связал Алмаза с Верочкой? – Рогозин взглянул в сторону ипподрома. – Может приехать, вполне может, – пробормотал он и ушел в глубь конюшни.

Коля через приятелей поставил деньги, хотя работникам конюшни играть категорически запрещалось. Он поставил на дубль Алмаз – Виринея. На Алмазе Григорьева выиграла, теперь Колин успех зависел от резвости Верочки и мастерства наездницы. Конюх стряхнул с себя ковбойку, направился к крану и только сейчас заметил Гурова. Смотрел на него долго, решая, слышал или нет, коли слышал, то понял ли? Гуров спокойно выдержал взгляд конюха, открыл блокнот и записал: «Конюх Коля играет».

– Пишешь? – Коля начал мыться, брызгаясь и фыркая, продолжал: – На час раньше ухожу, а разговоров-то, будто Михалыч один Верочку не примет и не умоет. Последняя от нас пошла, понял? Так что ты зря тут стоишь.

– А бега еще не кончаются? – спросил Гуров.

– Шесть заездов осталось.

– Строгая у вас начальница, – поддерживая разговор, сказал Гуров. – Наверно, при Логинове легче жилось?

Коля сосредоточенно мылся, Гуров решил уже, не дождавшись ответа, идти на круг, когда конюх прополоскал рот и сказал:

– Я у него не работал, пришел, уже эта заправляла. – Взглянув на Гурова, он неожиданно рассмеялся и подмигнул. – А ведь кто-то ее… а? Целует кто-то, говорю, а?

– Думаю, что это не интересно, – ответил Лева. Ему не понравился такой оборот разговора.

– Чего? Нинка не интересна? – Колька поперхнулся от возмущения. – Ты чего понимаешь, писатель? – Со стороны поля донеслись частые удары гонга. Коля плюнул Гурову под ноги и убежал внутрь конюшни.

Гуров пошел к трибунам. Он один пересекал широкое поле, казалось, все зрители только на него и смотрят. Наконец поле кончилось, у калитки стояла женщина с повязкой, Лева представил, как бы на его месте поступили Птицыны, и вместо уже почти слетавших с языка: «Здравствуйте, извините, пожалуйста», коротко обронил: «Пресса» – и прошел на трибуны. Они напоминали трибуны стадиона, только публика здесь в основном не сидела, а стояла, ходила, даже бегала. Под ногами – настил брошенных билетов тотализатора. Совсем недавно все эти картонные квадратики были рублями. Гуров выбрал одиноко стоявшего мужчину, который нетерпеливо поглядывал на электрическое табло, и, протянув пачку сигарет, сказал:

– Простите, пожалуйста, у вас спички не найдется?

Мужчина взял сигарету, чиркнул зажигалкой, они закурили.

– Простите, я в первый раз…

– Молодец, и не ходи сюда, – перебил Гурова мужчина. – Дурачково поле. Помнишь, Буратино золотые закапывал?

– Кот Базилио, лиса Алиса. Помню. – Лева рассмеялся.

– По кругу ездят коты и лисы, а мы здесь деньги закапываем и ждем.

– Я не играю, – сказал Гуров.

– Молодец, – ответил мужчина, не сводя глаз с электрического табло. Наконец там появились цифры, мужчина выругался. – За Нинку полтора целковых. – Он показал Леве несколько билетов. – Играл ее пятеркой.

– Теперь семь пятьдесят получите?

Мужчина вздохнул и отвернулся; воспользовавшись случаем, Лева выбросил сигарету. Неожиданно мужчина схватил его за рукав.

– В первый раз здесь? Не играл никогда? – Лева кивнул, мужчина сунул ему мятую, исчерканную карандашом программку. – Кто в следующем заезде выиграет?

Лева растерянно перелистнул программку, догадался, что прошел седьмой, значит, нужен восьмой заезд. Десять лошадей, указаны наездники, какие-то цифры. Лева понимал, что мужчина верит в счастье новичка, и выбрал кобылу с красивым именем Лесная Бабочка. Мужчина вздохнул и лишь махнул на Леву рукой, затем долго рассматривал программку и свои записи, сходил к кассам, сделал ставку и вернулся. Лева за это время съел пирожок с неизвестной начинкой. Мужчину, как выяснилось, звали Сеня, о бегах знал абсолютно все. Не глядя в программку, Сеня без запинки называл отца и мать любого рысака, знал, из какого рысак тренотделения. Он с гордостью сообщил, что посещает «дурачково поле» (иначе ипподром он не называл) третий десяток лет.

На табло появились новые цифры: семь и три, напротив – двенадцать. Сеня дал пояснения: Алмаз ехал под седьмым номером, Верочка под третьим, выиграла комбинация семь – три, двенадцать – сумма выигрыша.