ИПЦ

— Выйди, раз человек просит, — сказал старик.

Ефим, не понимая, почему Кузьма назвал Казакова Михаилом Николаевичем, почему он держит себя таким тузом, пожал плевами и пошел к выходу, осторожно обходя Кузьму. Тот заметил это и улыбнулся.

Кузьма ногой пододвинул свой табурет к столу.

— Давайте поговорим, Михаил Николаевич. Во-первых, вам привет от Филиппа Степановича…

— Я не знаю такого!

— Ну, полно, вы прекрасно его знаете. Хотя, впрочем, — Кузьма задумался. — Как его зовут, вы, может быть, и не знаете. Помните человека, который вас отпустил в Сибири? — Кузьма проследил за реакцией и продолжал: — Так вот, он передает со мной вам привет и приглашает вас сегодня вечером к себе. Но прежде чем вы туда со мной пойдете, вам придется ответить на несколько вопросов. Вы согласны? Прежде всего развяжите мне руки…

— А если я уйду отсюда один? Уйду и исчезну?

— Вы не уйдете, — возразил Кузьма, — дом оцеплен. Потом, чтобы уйти, вам придется обезвредить, мягко говоря, меня. Этого вы тоже не станете делать, так как вы человек разумный и не захотите брать на себя лишнее дело. Я прав?

— Есть еще и такой вариант, — старик пожевал губами, словно раздумывая, сказать или не сказать. — Вас убирает кто-то другой, а я ухожу. Это я смогу сделать. В малой бухте стоит лодка. Она всегда готова к такого рода неожиданностям. Как вы на это смотрите? — Старик подпер седую, благородную голову руками, и Кузьма невольно заметил, что руки холеные, не знавшие труда. Пальцы тонкие, будто прозрачные, и ровные, аккуратные ногти.

— А это что-то новое — преступник обсуждает со следователем, как ему лучше избежать кары. Ну, хорошо, я опровергну и последний вариант. Он предусмотрен. Внизу, под крутым берегом, дежурит пограничный наряд, а в море усиленные патрули пограничных катеров. Вы удовлетворены? А теперь ближе к делу. Я вам предлагаю ускорить следствие и ответить на несколько вопросов. Это зачтется на суде. Первый вопрос: что за организацию вы возглавляете? Я знаю, что это секта, но хочу услышать подробности.

Кузьма готов был дать голову на отсечение, что не получит ответа, но он все-таки задал этот вопрос. Ответ, хоть он и был важен для него вообще, сейчас не играл никакой роли. Главное — выиграть психологический поединок. Главное — подчинить себе старика, поставить себя хозяином положения, заставить противника думать над вопросом, а не над тем, что Кузьма в общем-то беззащитен, и руки его по-прежнему связаны, и он целиком во власти этих людей. И если старик решит проверить его слова, если он пошлет кого-нибудь посмотреть: есть ли наряд пограничников в бухте, то он, Кузьма, проиграл. Пропал сам и не выполнил задание. Дважды бездарность. Так что пусть это выглядит примитивным дознанием. Пусть это будет первый самый общий и поверхностный допрос…

Старик долго молчал, потом помотал головой.

— Хорошо, второй вопрос: зачем вы столкнули с обрыва старушку?

— Мы этого не делали.

— Но я же видел Ефима в ту ночь. Он меня пытался столкнуть в пропасть.

— Как вы там оказались?

— У нас различные методы работы, — нагло заявил Кузьма. Он и сам был готов в это мгновение поверить, что оказался среди старух не случайно. — Все-таки? Мы уклонились от сути вопроса…

— Старушка, вероятно, сама, а Ефим там был с заданием сорвать этот ход. Он должен был поднять там шум, и больше ничего.

— Зачем вам понадобилось пугать старушек?

— А знаете, молодой человек, — сказал Казаков и остановился перед Кузьмой, внимательно посмотрев на него. — Я, пожалуй, кое-что расскажу вам. — Старик улыбнулся. — Я не собираюсь заниматься вашим образованием, и вообще сейчас в вашем, милый мой, положении эти сведения как бы и ни к чему… Да… Может быть, поэтому мне и хочется рассказать вам… Этого никто не знает, этого просто никто, кроме меня, и не может знать, а я, как и все люди, болтлив. И, ей-богу, мне хочется хоть раз в жизни проболтаться… Вам приходилось когда-нибудь расставаться со своими идеалами, милый мой? Да… Плохой вопрос. Вы еще так молоды… И в вашей жизни еще не могло ничего такого произойти.

Да, я помню, помню этого вашего Меньшикова. Хорошо помню. И когда увидел, узнал. Не мог не узнать. Очень уж хорошо помню. Он-то и разрушил мои идеалы. Да, он. И сам того не заметил, как разрушил. Он меня поймал. Поймал тогда, когда у меня все было на исходе. И здоровье и душевная энергия. И я соврал ему, притворился сдавшимся. Да, милый мой, отказываться от своих идеалов не так-то просто, я этого и сам тогда не понимал. Я жил для священной борьбы за Россию. А Меньшиков отпустил, меня, он счел меня безопасным, да и меня почти убедил в этом. Но, выйдя из больницы, я решил — нет. Борьба проиграна — ладно, но я жив, и я буду продолжать бороться, даже если это бесполезно, даже в одиночку…