Ириска на двоих

Но аккуратно выторговала обещание не демонстрировать это «моя» при нем так откровенно. Не трахаться, когда Марк дома, не целовать при нем, не держать по-хозяйски за задницу, да, Дим, вот как сейчас.

И вообще вернуть все на тот уровень, что был до ночевки в Ларнаке.

Пока мы втроем.

А вдвоем, наедине… ну, можно и расслабиться.

Я очень надеялась, что это сработает.

Но все пошло совсем не по плану. Я совсем забыла про обещанный разговор.

Мне такое сложно

Маленькая кофейня, работающая на вынос, оказалась единственным, кроме супермаркета, местом, где в порту теплилась жизнь. На набережной было так пустынно, что я неприлично долго пялилась на старого рыбака, сидящего на пирсе, бултыхая в прозрачной воде босыми ногами. Очнулась только когда он мне подмигнул и помахал.

В очереди все стояли на расстоянии двух метров друг от друга, но это не мешало традиционной кипрской общительности. Обниматься было нельзя, зато болтать – сколько угодно. Стаканчик с кофе, «молоко миндальное, пожалуйста, и ореховый сироп», казался символом надежды, последней – или первой? – приметой нормальной жизни. Наверное, поэтому сюда и стекались люди со всего города.

Выпить кофе, посмотреть на яростный по случаю ветреной погоды прибой и вообразить на минутку, что все как раньше.

На обратном пути мне стало плохо. Солнце, секс, взвинченное состояние – и кофе, прямо с настоящим кофеином, который я себе позволила с мыслью «авось пронесет». Не пронесло.

Никак не могла привыкнуть к тому, что на пустом месте вдруг может навалиться свинцовая усталость. И стать тяжело даже просто идти. Даже просто сидеть. С тех пор как начались мои проблемы с сердцем, я поняла, почему люди умирают от старости. Просто становится тяжело жить. Дышать. Смотреть. Быть.

У дома я вообще остановилась и посмотрела на лестницу, ведущую к квартире, как на личного врага. Дима обернулся, уже проскочив один пролет, оценил ситуацию и подхватил меня на руки:

– Могла бы сказать!

Мы очутились на нашем этаже в одно мгновение, я и ахнуть не успела.

– Ты вроде как мужчина себя рекламировал, а не как транспорт, – огрызнулась я, набирая код.

– Стану для тебя чем захочешь, – лихим жестом он откинул челку со лба и подмигнул.

Я закатила глаза и толкнула дверь.

– Привет! – Марк перепрыгнул через диван – кажется, даже не рисуясь, просто ему было так удобнее.

Сделал шаг к нам, но вдруг замер.

Его взгляд медленно скользил по мне, по Димке – и я со всей неизбежностью видела, как он отмечает выдающие нас мелочи:

– Руку Димки, скользнувшую по моему бедру, когда он проходил мимо.

– Мой взгляд ему вслед.

– Примятое платье.

– Мою шею – чуть позже я нашла там след укуса.

– Даже то, как я повернулась, чтобы закрыть дверь.

Слишком размеренно и плавно. Расслабленно.

Каждый отмеченный пункт сопровождался почти слышимым щелчком в голове: Марк словно закрывал ставни, шлюзы, запирал двери внутрь себя. Щелк. Рука. Щелк. Взгляд. Щелк. Платье. Щелк. Укус.

Щелк. Щелк. Щелк. Гермозатворы отсекали эмоции.

Лицо становилось непроницаемым, руки скрестились на груди, даже глаза из драконьего золота перелиняли в банальный светло-карий.

Он хмыкнул и прокомментировал:

– Вижу, нужды в разговоре больше нет.

– Почему? – удивилась я.

– Потому что Диме он нужен был только для того, чтобы устранить меня. Своего он добился. Перетрясать лишний раз мое нижнее белье не стоит.

– Стоит! – возразила я.

Марк отошел от меня, оперся на стойку и, подняв брови, вежливо поинтересовался:

– Почему ты так думаешь?

– Потому что это касается меня!

– Да? – снова непроницаемый взгляд.

– Да!

И он знал, почему.

Почему меня касаются причины, по которым он должен был уступить Диме.

Но не уступил.

И тогда это стало касаться меня еще сильнее.

– Теперь это неважно.

– Все еще важно! – я сделала к нему стремительный шаг, почти бросок, и он даже расплел сложенные на груди руки, будто готовился защищаться.

Встретил мой взгляд чуть сощурившись, словно от сильного ветра.

Димка был в ванной – тщательно, по-карантинному мыл руки после улицы. Мне тоже надо было, а то я сейчас удавлю Марка грязными, а потом выяснится, что у него коронавирус. Посмертно.

– Что ж, как скажешь… – отозвался он индиффирентно, вновь отступая назад.

Но на мгновение из-под брони равнодушия полыхнуло огнем, да так, что меня снова качнуло к нему.

Как только Димка вышел из ванной, туда спряталась я. Только не руки мыть, хотя и это тоже, а взять паузу, подождать, пока буду готова.

Мне не хотелось ничего слышать.

И так все запуталось до невозможности. Все эти сложные человеческие заморочки, от которых я пыталась сбежать, вдруг навалились на меня всей толпой, в двойном, тройном количестве. Словно хотели отыграться за те месяцы, что мне удавалось прожить без них.

Всю, всю, всю жизнь мне говорили, что я если я буду такой неприветливой букой, меня никто замуж не возьмет и мальчики любить не будут. После раннего дурацкого брака я изо всех сил старалась быть букой посильнее, и вот, когда достигла в этом совершенства, оказалась в запутанных отношениях с двумя красавчиками, хотя прикладывала все усилия, чтобы сбежать от обоих.