Ириска

– Да, папочка.

– Хорошая девочка, – сказал он и улыбнулся.

Так приятно. Я была рада —

он улыбнулся и

похвалил меня.

Когда?

Интересно, когда меня хватятся в школе?

Сколько времени пройдет, прежде чем спросят отца – где же Эллисон?

А если он станет мямлить, прятать глаза, говорить, что не знает, – что, вызовут полицию?

И как папа докажет,

что я сбежала,

а не

закопана где-то в саду?

Может быть, он бродит по улицам,

ищет меня,

звонит или пишет на почту.

Ждет, чтобы я вернулась.

Нет, не нужно, чтоб он нашел меня,

но хочется, чтобы искал —

грустил,

оттого, что меня нет рядом.

Все еще хочется.

И в голову лезут дурацкие мысли —

если бы он

и впрямь закопал мое тело в саду,

все было бы проще.

И еще раз – когда?

А Келли-Энн? Наверное, уже сто раз позвонила?

Но будет опять набирать мой номер.

Волнуется из-за меня,

а у нее у самой хватает забот.

Когда она подумает: «наверное, все бесполезно»?

Перестанет беспокоиться обо мне,

скажет: «хватит уже»?

Когда Келли-Энн забудет меня совсем?

Или я ее?

Все на виду

Какой бы ящик Марла ни открыла – ворчит.

В какой бы шкаф ни сунулась – ругается.

Толкает стулья,

пинает двери.

– Вам чем-то помочь?

– Куда подевались чайные пакетики?

Подхожу к тумбе,

открываю керамический горшок

(сбоку нарисована ежевика)

и достаю из него пропажу.

– Где же логика? – спрашивает Марла.

– Нарисована ягода – значит,

здесь должны быть ягоды.

И она права.

На жестянке для кофе – крыжовник.

На сахарнице – груши.

– Где логика? – повторяет она.

Я беру три высоких стеклянных стакана,

наполняю их:

чай, кофе, сахар,

и ставлю на столешницу.

– Вот теперь не потеряете.

Марла еле

сдержала улыбку:

– Вот хитрюга! Ладно, поставь-ка чайник.

М-да

Мне нечего надеть, так что я перерыла у Марлы шкаф.

Пытаюсь найти хоть что-нибудь

не очень нелепое.

Спускаюсь на кухню. На мне ее кремовая блузка

и желтый кардиган.

Жду, что она скажет —

обвинит меня или, по крайней мере,

обсмеет.

Марла оглядывает меня с головы до ног.

Ухмыляется.

– М-да… – Вот и все, что она сказала.

– М-да.

Неправильное решение

Люси сидит на корточках

возле пляжного домика с темной крышей,

пишет что-то мелом

на гладком бетоне у входа.

Лабрадор выбегает,

тычется мне в колени.

Люси встает.

Губы у нее обветрены;

нижняя треснула и кровоточит.

– Ты вернулась.

Указывает на надпись —

несколько формул, цифры и буквы

у себя под ногами.

– Это алгебра. Я бы сказала —

абсолютная, полная хрень.

Мне нужно решить

где-то четыреста уравнений.

– А что, можно сдавать в таком виде?

Она достает телефон и делает несколько фото.

– Ну, как-нибудь сдам… не всю жизнь с этим мучиться.

Вот в философии я разбираюсь!

– А, понятно, – смотрю на ее каракули.

Решено неправильно.

Может, помочь ей? Я вижу ошибку.

– Да это я так, прикололась, – произносит Люси.

– Просто люблю бесить учителя математики.

Он придурок. И трахает нашего

завуча.

Я начинаю стирать уравнение.

Лабрадор внимательно смотрит.

– И по истории много задали,

но по истории можно на ноутбуке,

все так делают.

Она замолкает, глядит мне в лицо.

– Ты поранилась? Больно?

– Все нормально.

Я напускаю

на щеку

волосы.

– Давай сходим вместе куда-нибудь?

Сжимаю рукой монеты в кармане,

последние четыре фунта.

– Погулять?

– Ну да! Я знаю отличное место, очень подходит для поцелуев.

– Что? – Я уставилась на нее.

– Да я пошутила, расслабься.

Шутка!

Место для поцелуев

Маяк. Ну да, идеальное место,

если есть с кем целоваться:

башня

на острых скалах,

высокие волны яростно бьются в нее

и отступают —

преграда тверда,

непреклонна.

– Лолли здесь нравится.

Люси зарывает руки в собачью шерсть.

Наверное, замерзла.

Небо хмурится. Темное, грозное,

спорит само с собой.

– Жутковато… Будто бы море сейчас нас проглотит

заживо, – я обращаюсь к Люси.

Медленно, с криком взлетает чайка.

Ну и ветер!

Боже, пусть волны подхватят меня,

унесут в океан.

Пока

все не утихнет.

Пока время не вылечит мир.

– Меня парень бросил, – вдруг произносит Люси.

– Ушел к моей лучшей подруге Кейт.

Я случайно узнала.

Нашла ее проездной у него в кармане. Вот же дрянь!