Замершие на лодках существа еще долго, завороженно глядели вслед… и засуетились. Мостки начали скатывать, будто тюки тканей. Застрекотали моторы.
Планируя на широко распластанных крыльях, красно-белая драконица заложила вираж и опустилась на поросший ярко-зеленой травой влажный луг. Под лапами хлюпнуло. Седок соскользнул по бронированному боку и ловко приземлился на ноги.
– Как хорошо летать! – запрокидывая голову, тоскливо пробормотал Татльзвум Ка Рийо. – Пусть даже так…
Драконица промолчала.
– Здесь все, что я обещал. – он бросил к когтистым лапам туго набитый мешок. – Жабьи шкурки, давленные мухи… мази, настойки, присыпки… Исследуй, сколько хочешь! А захочешь еще… приходи. – он повернулся и направился по лугу прочь, туда, где сочная зелень сперва темнела, переходила в налипающий на ноги густой перегной, а потом и сменялась вязкой черной жижей. Издалека донесся слабый стук лодочного мотора.
– Сюда? – подцепляя мешок когтем, спросила она.
– Зачем сюда? В приемную торгового дома «Болотный» в человечьем мире. Открывается через две седмицы! – откликнулся он. – И да, выяснять у тамошних человечьих служащих что-нибудь про нас – бессмысленно. Они не знают.
– А есссли я приведу других змеев и мы поищшшем тебя и твоих на болоте? – вслед ему прошипела драконица.
– Ты сперва само болото найди. – не оглядываясь, безразлично пожал плечами он. – Будет забавно наблюдать, как вы нас ищите. Особенно в тумане. Но тогда в торговый дом не приходи. Не примут. – жестко закончил он.
– Вожшшшдь Лизун! – шумно фыркнула она.
Он только передернул плечами. Она смотрела как он удаляется – высокий, стройный, с до отказа, до боли расправленными плечами. И вдруг остановился, и бегом кинулся назад. Подскочил, ухватил ее обеими руками за морду – отдернуть она не успела.
– Теперь ты же не считаешь меня эгоистичным, бесполезным змеишкой?
Драконица долго смотрела на него – узкий золотой зрачок в ее глазах то расширялся, то сужался – и наконец прошипела:
– Счшшшитаю! – и захохотала при виде его ошарашенной физиономии.
– Почему? – приседая от поднятого ее хохотом ветра, заорал он.
– А как ты думал? Одно-единственное доброе дело сделал, мешок мух подарил… и все? Все забылось? Думал, да?
По выражению его лица было понятно – да, думал.
– А напрасссно! – с написанным на морде явным удовлетворением, ответила она. – С чего бы вдруг?
– Мои болотники меня бесполезным не считают. – пробурчал он.
– Вот ссс них и сспрашивай! – отрезала она. – А ко мне… больше не приходи. Змееныш…
Стук мотора стал громче, и узкий челнок с сидящим за рулем астемом, ткнулся в заболоченный берег. Тат повернулся и побежал к челноку: быстрее, быстрее, едва касаясь вязкой жижи… длинный прыжок, челнок качнулся – и вот же дает задний ход, и ползет обратно, вглубь болота.
– Эй! Вождь Лизун! – набрав в грудь воздуха, прогудела драконица. – Лет через двадцать… когда разбогатеешь… прославишься… помиришься с родней… хотя для этого тебе понадобится самое меньшее Ирий спасти… пару раз… Так вот тогда… тоже не приходи!
Напряженно застывший на носу челнока Татльзвум покачнулся, едва не кувыркнувшись в воду, и сложив ладони рупором, проорал в ответ:
– Почему?
– Потому что я взрослая женщина! Старая даже! И не собираюсь… тешить подростковые амбиции змейчиков!
Челнок пошел на разворот – заложил круг по черной воде…
– Двадцать? – проорал Татльзвум Ка Рийо. – Ты недооцениваешь меня, кирия Криза! Я приду через пять! И… я хорошо отношусь к старушкам!
Черная жижа вскипела и челнок умчался прочь. Скоро и стрекот мотора пропал в наползшем тумане.
Драконица фыркнула, по-гусиному захлопала крыльями… и поднявшись, полетела на пики Змеевых гор, мерно тлеющих на горизонте пламенем вулканов. Сейчас надо найти хорошую теплую скалу – и наконец-то выспаться. Потом разобраться с подарками и… чем Ермунганд не шутит, когда Шешу спит? И впрямь подумать: если разорванные нервные волокна отрезают оборот в дракона, то… вдруг их можно срастить обратно? С этой мазью на мухах, например… Глядишь, и получится? Лет за пять…
Зимняя свадьба
– Какие же они… какие… – прошептала девушка, и не найдя должных слов, восторженно засмеялась.
Шествие пестрой рекой текло по мостовой меж берегами тротуаров.
«Кентаврогусары» – на талии одетых в гусарские мундиры и кивера усачей держался каркас «коня». От галунов и блесток на мундире слепило глаза, плюмаж на кивере был такой пышный, точно целому страусу хвост выдрали. Закрепленный у гусара на бедрах синий атласный конь тряс гривой пестрых лент, гордо задирал плюшевую башку, будто становясь на дыбы, присаживался перед хорошенькими зрительницами, словно предлагая взобраться «блестящему» гусару за спину и ускакать в неведомую даль. И тут же начинал шутовски трясти разноцветным хвостом и с ехидным ржанием мчался дальше. Физиономия волочащего на себе пеструю конструкцию «всадника» оставалась невозмутимой, будто и не он все это проделывал, а лошадка сама, сама… ай, плохая лошадка!