Ирландский обет

— И я хочу чувствовать себя в безопасности! — Я смотрю на него, сильно закусывая губу, чтобы сдержать еще больше слез. — Но мне также нужно верить, что ты не будешь действовать за моей спиной и делать выбор за меня. — Я отстраняюсь от него, когда он снова тянется ко мне, качая головой. — Мы поговорим об этом позже, Лиам. Прямо сейчас мне нужно помочь Александру исправить то, что ты натворил.

Найл и Макс укладывают его в постель, когда я возвращаюсь с охапкой гостиничных полотенец и несколькими горячими влажными салфетками в руке. Макс склоняется над Александром, держа в одной руке флакон с маслом, а большим пальцем другой проводит по лбу бледнолицего мужчины, тихо что-то бормоча. Несколько слов доносятся до меня…пусть Господь, который освобождает вас от греха, спасет вас и воскресит, а затем, мгновение спустя, Отче наш, сущий на небесах…

У меня по спине пробегает холодок.

— Все так плохо? — Спрашиваю я тихо, мой голос настолько приглушен, что его едва слышно. — Чтобы провести последний обряд?

Макс делает паузу, глядя на меня.

— Если честно, нет, — спокойно отвечает он.

— Лгать — грех. — Я протягиваю Максу одну из мокрых салфеток и складываю полотенца на краю кровати, глядя на бледное лицо Александра. Я протягиваю руку, чтобы коснуться его руки, морщась от того, какая она холодная, и глаза Александра распахиваются от прикосновения, остекленевшие и полные боли.

Макс улыбается мне.

— Видишь? Он проснулся. Это не ложь. Но в прошлом я видел, как такие травмы могут очень быстро ухудшаться. Я подумал, что в любом случае будет лучше сделать это в качестве меры предосторожности. — Рот Макса кривится в кривой ухмылке. — В конце концов, учитывая то, что вы с Лиамом рассказали мне, я думаю, что его смертная душа уже в достаточной опасности.

— Маленькая, — шепчет он, и я пытаюсь выдавить улыбку, все еще держа его за руку.

— Александр, мне жаль…

— Не стоит. — Он морщится, когда Найл разрезает его рубашку, чтобы обнажить рану, не проявляя особой нежности, когда отрывает ткань. — Ах! — Александр стонет, когда Макс прижимает влажную ткань к ране, вытирая и останавливая кровь, и тянется за чистым полотенцем, чтобы смыть кровь, пока он промывает область.

— С тобой все будет в порядке, — шепчу я сквозь слезы. — Я не хотела, чтобы это произошло, клянусь…

— Это не твоя вина, куколка. Это его вина. — Говорит Александр, прищурив глаза. Я оборачиваюсь и вижу Лиама, стоящего в ногах кровати, его руки теперь пусты, пистолет убран. Его лицо вытянуто, как будто он сожалеет о содеянном, только теперь уже слишком поздно.

Он был прав в одном: все это зашло слишком далеко. Больше всего на свете я хочу, нуждаюсь, чтобы это закончилось.

— Он не тот, за кого ты его принимаешь, куколка, — бормочет Александр, делая еще один глубокий, затрудненный вдох. — Куколка…

— Тсс. Перестань говорить. — Я сжимаю его руку, протягивая, чтобы передать Максу еще одно чистое полотенце, пока он откладывает окровавленные в сторону. — Сейчас не время. Тебе нужно поберечь свои силы.

Александр слабо улыбается.

— У меня почти не осталось сил, малышка. Но ты должна… — Он делает глубокий, прерывистый вдох, его тело слегка содрогается в конвульсиях, когда его рука крепче сжимает мою, его глаза закрываются от боли. — Спроси его… спроси Лиама…спроси его о Франко…Бьянки.

Он откидывается назад, его дыхание выравнивается, когда он теряет сознание, оставляя меня стоять там, ошеломленную его словами, эхом отдающимися в моей голове.

Франко Бьянки.

Этих двух слов, этого имени, произнесенных вслух, достаточно, чтобы заставить меня застыть на месте, ужасные воспоминания нахлынули приливной волной паники и боли, которых почти достаточно, чтобы сбить меня с ног. Я слышу свой вздох, чувствую, как отшатываюсь назад, но мне кажется, что я где-то в другом месте, как будто все это происходит с кем-то другим, как будто я вне своего собственного тела. Я чувствую, как пальцы моих ног впиваются в ковер, острые фантомные боли пронзают ступни при воспоминании о том, что Франко сделал со мной, горячие слезы текут по моим щекам.

Нет, нет, только не это, пожалуйста, остановись, сделай так, чтобы это прекратилось, нет, нет, нет, нет…

Я не осознаю, что выдыхаю это вслух, пока не чувствую руки Макса на своих предплечьях, которые поддерживают меня.

— Ана, все в порядке, — говорит он низким и успокаивающим голосом. — Франко здесь нет. Он мертв, Ана. Он все еще мертв. Он больше не может причинить тебе боль.

Кажется, что комната наклоняется. Я оглядываюсь в поисках чего-нибудь, что могло бы меня заземлить. Я вижу, что Лиам все еще стоит в ногах кровати, его лицо бледное и застывшее на фоне рыжевато-каштановых волос и бороды, выглядит так, словно ему нанесли удар ножом в сердце.

— О чем он говорит? — Шепчу я сквозь слезы, глядя на Лиама. — О чем говорит Александр?