Ирония жизни в разных историях

И тут меня осенило: если у меня есть ключ от сарая, значит, должен быть и запасной ключ от входной двери, так как мы всегда вешали вместе эти два ключа на одно кольцо, где еще висит брелок в виде маленького земного шара. Я засунула руку в карман; да, там лежал этот глобус на цепочке и два, висящих на его кольце, ключа, и в ту же самую долю секунды (я заметила это по тому, как ты резко развернулся возле буфета и замер с чашкой в руке) мысль о том, что у меня могут быть эти ключи, промелькнула в твоей голове; в то же мгновение я рванула к входной двери дома и увидела краем глаза, как ты одновременно со мной сорвался с места, чтобы оказаться там первым.

Началась гонка. Я бежала так быстро, как могла, но земля была скользкой. И когда я взлетела на крыльцо, мое сердце билось сильно и часто, и в этот миг я услышала щелчок двойного замка и твой голос победителя, торжествующего позади двери. Ты хохотал. Мне тоже хотелось рассмеяться. Но желание рассмеяться быстро сменилось желанием расплакаться.

Во всем мире нет таких сил, которые могли бы меня заставить расплакаться перед тобой, даже если ты стоял у двери с другой стороны и не мог меня видеть. Придвинувшись к свету, идущему из окна гостиной, я снимала запасной ключ от входной двери с кольца. Сделать это не так уж просто, потому что кольцо брелка было очень тугим, а пальцы у меня настолько замерзли, что я едва могла ими пошевелить. Наконец я сняла ключ, приподняла крышку на щели для почты и «отослала» ключ по почте через дверь. Было слышно, как он упал на циновку. И тут ты перестал смеяться. Я захлопнула крышку для почты, повернулась к двери спиной и ушла.

Мы лежим в кровати, повернувшись друг к другу спиной. Ветер завывает на крыше и колотит в картон, которым закрыто разбитое окно. Я все еще слышу запах камина; он струится по всему дому, как будто животное, пахнущее золой, идет крадучись и, помечает свою территорию во всех комнатах.

Мы всего в нескольких дюймах друг от друга. Чувствую значение каждого дюйма. В конце концов не выдерживаю и начинаю.

— Помнишь, когда тебя не было дома всю ночь, — говорю я, — и в то время я и предположить не могла, где ты, даже подумала, что ты погиб?

Ты тихо смеешься в темноте.

— Извини, — говоришь ты.

— Не стоит, все обошлось, — говорю я, — Как было здорово увидеть тебя утром. Это случилось весной, помнишь?

— Еще бы, — говоришь ты, — я как раз вспомнил о том, как прошлым летом ты влюбилась, но не в меня.

— Ах, прости, — говорю я. Потом смеюсь. Надеюсь, что смех получился сдержанным и извиняющимся.

— Не стоит, все тоже обошлось, — говоришь ты, — все было на самом деле здорово, ты же знаешь, все было хорошо для нас обоих. Я имею в виду то, что у тебя все было здорово, а для себя лично я открыл много нового.

— Что именно? — говорю я.

— Да я и впрямь не знаю, — говоришь ты.

— Как не знаешь? — говорю я.

— Вот так, не знаю, потому что речь идет о том, что я открыл, — говоришь ты. — А открыть и знать — это не одно и то же.

— Подобно тому, как это было однажды с нами в метро, — говорю я, — когда двери поезда медленно закрывались, а я все еще стояла на платформе прямо позади тебя, ты вошел в вагон, и двери захлопнулись, прежде чем я смогла войти, помнишь?

— Ну конечно, помню, — говоришь ты.