Иррациональное в русской культуре. Сборник статей

Безусловно, наличие на участке психически неадекватных граждан воспринимается сотрудниками службы как опасное и потенциально криминогенное условие. Однако нередко негативная стигма психического нездоровья преодолевается за счет сочувствия, понимания причин психического отклонения. Бóльшие шансы на понимание имеют пожилые люди и женщины. Участковые уполномоченные сообразно своему обыденному представлению о том, что такое ментальное нездоровье вообще, классифицируют граждан (не только состоящих на учете, но и всех других) по шкале нормальности. Так, например, многие заявители воспринимаются как «неадекватные», «психически больные» независимо от того, есть или нет медицинское подтверждение их состоянию. Спектр взаимодействия с официально не подтвержденными психическими отклонениями достаточно широк: от выстраивания добрых и взаимовыгодных отношений до резкого противостояния. При этом, несмотря на большую снисходительность участковых к маргинальному статусу психически нездоровых граждан, они не ставят себе задачи, в отличие от западных моделей «policing

» психического нездоровья, функционировать как социально ориентированная служба, призванная помочь гражданам решить их проблемы. Система МВД в лице одной из самых приближенных к населению служб руководствуется на практике принципом контроля над населением, а не предоставления ему помощи и заботы.

К сожалению, в рамках моего исследования я располагаю лишь одним случаем женского опыта, что не позволяет мне сделать выводы о том, как в российских условиях гендерная принадлежность влияет на практики контроля за психическим нездоровьем. Этот аспект необходимо исследовать в дальнейшем.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Юлия Маннхерц

Несмотря на то что у нас не было возможности осветить в этой небольшой книге все аспекты иррационального опыта и показать с исчерпывающей полнотой контексты этого опыта в богословии, медицине и искусстве России, некоторые темы нам все же удалось затронуть. Авторы статей, вошедших в настоящий сборник, сумели показать, что философский вопрос об особой склонности русских людей к иррациональному, столь уместный в дискуссиях о национальной идентичности, несуществен с точки зрения реального опыта. Напротив, видения, чудеса, эксцентричные поступки или моменты лишений в первую очередь представляют собой исключительно важные личные переживания. Если они обладают более широким смыслом – а, согласно свидетельским показаниям, в большинстве случаев дело обстоит именно так, – то их значение остается в силе для всех членов конкретного сообщества, всех верующих, всех художников или человечества во всей его полноте. Даже если широкий смысл иррационального опыта ограничивается определенным вероисповеданием или регионом, – как мы видели на примере казанских полицейских, для которых иррациональное поведение ограничивается пределами их участка, – границы этой значимости не совпадают с национальными рубежами. Более того, во многих случаях именно общечеловеческий смысл иррационального опыта имеет решающее значение. Именно поэтому визионеры ощущали необходимость делиться своими божественными откровениями с другими, художники ставили своей целью общекультурные преобразования, психоаналитики пытались распространять результаты изучения Достоевского на простых смертных, а блокадники обращались к сюрреализму, содержащемуся в произведениях Гойи и Эдгара По. Благодаря этому всеобщему смыслу историки имеют возможность рассматривать православных визионеров XIX века в контексте общеевропейских религиозных процессов того столетия, а работы русских психологов – в контексте современных им транснациональных интеллектуальных течений.

Из этого следует, что иррациональные состояния сознания носят в высшей степени личный характер, но, что важно, при этом сохраняет свое значение и их интерсубъективность. В некоторых случаях эти отношения между индивидуумом, пребывающим в необычном состоянии сознания, и окружающими получают четкое выражение и даже подвергаются обсуждению, равно как и отношения между личным и общим значениями этого его состояния. Крайнев по требованию «своего» святого был вынужден передавать полученные от него откровения другим верующим и даже сообщать о них церковным иерархам. В свою очередь, Чуриков проповедовал перед жителями Петербурга открывшиеся ему истины, благодаря своим целительским способностям приобрел духовный авторитет и обзавелся группой последователей. Квашнин-Самарин добивался официального признания, а психоаналитики анализировали иррациональное поведение отдельных людей, с тем,, чтобы поделиться своими открытиями с коллегами, но в перспективе результаты их исследований служили для лечения других больных. Наконец, художники высоко ценят вдохновение, вызванное необычными состояниями сознания, но их творчество не имеет смысла в отсутствие аудитории. Во всех этих случаях иррациональные состояния, пережитые отдельными людьми или диагностируемые у немногих индивидуумов, в конечном счете становятся доступными для других.