Через краткое время Иисус привстал на колено и без всякого удивления взглянул на страшного незнакомца, словно давно ждал его прихода.
— Сын человеческий, — глухо и мрачно проговорил возникший из тьмы, — ты знаешь меня?
— Да, — отвечал Иисус со столь спокойной меланхоличностью, что сам звук его речи, как бы оспаривал страстность нежданного собеседника. — Да, я знаю, кто ты… Некогда ты был возлюбленным чадом Отца нашего, самым прекрасным из архангелов, сотворенных им. Ты нес свет перед его лицом, когда он обращался по утрам навстречу восходу, и походил на огненный василек, взращенный на лугах эмпиреев среди других небесных цветов. Гордыня погубила тебя: ты счел себя равным Господу, восстал против Небесного Отца, и по его повелению огненный смерч низринул тебя с райских высот в пропасти земные.
— И здесь я царь! — сказал архангел, вскинув голову и тряхнув пламенеющими волосами.
— Да, знаю, — подтвердил Иисус. — Царь мира и отец нечестивых!
— Да, отец нечестивых! — высокомерно подхватил архангел. — По праву это мой самый достойный титул! Все в природе смиренно признавало власть Иеговы. Звезды молчаливо повиновались его предначертаниям. Даже море усмиряло свое бунтарство, не выходя из указанных им границ. Высочайшие горы трепетали, когда он, меча громы и молнии, проносился над ними* Укрощенные стихии рабски следовали его воле. Все живое — от клеща до Левиафана, все невидимые силы ангельские — от престолов до властей — склонялись перед его ликом. Все уничижалось, никло, умолкало перед ним… Лишь я среди всеобщего унижения и полного безмолвия восстал с колен и сказал голосом, вознёсшимся к вершинам прошлых веков и спустившимся до бездн веков грядущих: "Я не буду служить!" — "Ego dixi: "Non serviam!""
— Да, — с грустью заметил Христос, — ты сказал именно так, потому-то Отец мой и послал меня против тебя.
— Измерил ли ты мое могущество, — продолжал архангел, — прежде чем согласиться на противоборство? Известно ли тебе, что говорят обо мне поклоняющиеся имени моему? Они говорят: "Ничто не устоит при виде его, и все, что есть под небом, принадлежит ему! Его не смутит сила слов, не поколеблют трогающие душу моления. Тело его похоже на литые из меди щиты и покрыто так плотно прилегающей чешуей, что ни одно дуновение не просочится сквозь нее. Выя его сильна, глад и мор предшествуют ему. А молнии бьют в его тело, не вызывая даже дрожи в членах. Когда он поднимается к горным высям, ангелы испытывают ужас и потом очищаются от скверны… Солнечные лучи ложатся к его ногам, и он ступает по золоту как по грязи. Он может вскипятить океан, как воду в котле, и вызывать волны, словно пену в кипящем чане. Свет брызжет от следов его, и бездна за его спиной дымится и пенится. Нет силы, сравнимой с его мощью, поскольку он создан не ведающим страха и стал царем всех детей гордыни!"
— А знаешь ли ты, — очень просто спросил Иисус, — о чем молят моего Отца те, кто боится тебя? — "Господи, избави нас от лукавого!" И голос одного только человека, взывающего о милости Всевышнего, разносится дальше и, что важнее, возносится выше, чем хор святотатцев, преисполняющий тебя тщеславием.
— Если Господь, о котором ты толкуешь, столь могуществен, — отвечал архангел, — почему же он удовлетворился небесами и позволил мне царить на земле?
— Потому что дух зла проник в рай вместе со змием, а Ева рукоположила его на царство.
— Как же дозволил он змию пробраться в рай? Как не воспретил Еве согрешить?
— Это случилось потому, что, выпустив мир из творящих рук, верховный строитель, всемогущий ваятель попустил оставить змия-искусителя на земле, чтобы тот стал оселком для испытания рода человеческого. Но Отец мой решил, что зло уже довольно властвовало на земле из-за прегрешения Евы и злодейств змия. Я призван искупить ее провинность, а ты — тот гад, кого я должен поразить и чью голову раздавить.
— Так значит, — произнес архангел, — ты пришел во всеоружии гнева и ненависти?.. Тем лучше, мы сразимся одним оружием!
— Я пришел сюда вооруженный лишь жалостью и любовью, — тихо сказал Иисус. — Я ни к чему и ни к кому не питаю ненависти… даже к тебе.
— У тебя нет ненависти ко мне? — воскликнул изумленный Сатана.
— Отнюдь. Мне тебя жаль!
— Почему же ты меня жалеешь?
С невыразимой нежностью и грустью поглядел Христос на мрачного властителя тьмы.
— Потому что ты не способен любить!
При этих словах литое бронзовое тело содрогнулось, словно мимоза, задетая младенческой рукой.
— Что ж, пусть будет так! Знай, сын человеческий или Божий, я принимаю бой. А ведь ты более других наслышан о том, какая мне дана власть!
— Да, власть искусителя людей… Но опыт должен подсказать тебе, что против праведного ты бессилен.
— Вспомни об Адаме!
— Вспомни об Иове!
Воздух со свистом вырывался из уст Сатаны.
— И почему же я не одолел Иова? — с издевкой вопросил он.
— Потому, что Дух Божий был с ним.
— Значит, и с тобой тоже?
— Дух Божий со мною. Я — сын Господень!
— Если ты сын Господа, почему же ты подвержен человеческим нуждам? Почему ты постишься сорок дней и ночей, иссушаешь себя голодом и жаждой?