Исаакские саги

Ночь не удалась. День-то был спокойный. Всего троих привезли, да к тому же, как у них говорили, с транспортными диагнозами. Напишут, какой-нибудь аппендицит или холецистит иль ещё что-либо достойное больницы. По приезде же оказывается, ну, скажем, запор, а то и всего только старость. Всего только! Эта-то штука вот как раз лечению и не поддаётся. Во всяком случае, не оперируется. А с полуночи повезли для работы. Где-то с двух часов до самого начала следующего рабочего дня Иссакыч из операционной не выходил. Часов в восемь в операционную вошли шеф и Женя Мишкин. Борис уже зашивал живот очередного аппендицита.

— Ну, что мальчики? Что за люди! Не можете без кровопролития. Кончай. Пора на конференцию. Много было?

— Всё, всё. Последний зашиваю.

— Кровь проливать оставь тем вашим. — Шеф засмеялся и пошёл из операционной. — Воинственный народ оказывается. — Хмыкнул уже в дверях.

Борис в предоперационный снял перчатки, сбросил халат, фартук и вымыл руки.

— Ну, всё. Размылся. А ты чего смурной такой? И шеф хихикает не пойму, что он имеет в виду?

— Да ваши полезли войной.

— То есть? Какие наши? Какая война?

— Ну, Израиль шарахнул по Египту. Совсем очумели.

— Не дождались. Я думал египтяне начнут первыми. Они, ведь, уже блокировали Израиль.

— Чего им неймётся? И остальные вокруг включились. Вырежут же всех евреев. Ладно. Их забота. А у меня дома совсем плохо. Прямо, хоть домой не иди. Да мне в больнице и спокойней.

— Долго ты ещё будешь дурью мучиться. Да разведись. Уйди к ней.

— А у неё где жить? Тоже семья. И сын ещё… И её и мой. Всюду труба. Сдохнуть лучше.

— Что ты на самом деле. Радуйся минуте. Эх, Женя! Блядинки малой толики тебе не хватает.

На утренней конференции Борис без проблем сдал дежурство, а вот в ординаторской они застали бурный политический митинг. «Эти евреи совсем обнаглели. Куда они лезут?» «И всю историю они людям жить не давали». «Вот и получат. Воевать вздумали. Торгаши, ростовщики, а туда же».

Борис выскользнул из ординаторской и пошёл на другой этаж к Жене. Там тоже бушевали по поводу этой международной сенсации. Борис вошёл и все замолчали.

— Борь, ребята наши совсем охренели. Ты подумай, радуются, что евреям начищут рыло.

— Так, Евгений Львович, там пощекочут их, так и наши тут попритихнут.

— А что, Махмуд, мы вам здесь сильно мешаем?

— Борис дал себе зарок не лезть в эти споры, но не выдержал.

— Мы ж не о вас, Борис Исаакович. Вы другое дело. Вы ж и не похожи совсем, — робко и извиняюще сказал один молодой ординатор с кафедры.

— Может, вы и не причём, но ваши указания я отказываюсь выполнять пока идёт война, — это уже Махмуд, доктор сириец, работающий на кафедре. — Объявлен газават. Когда с Израилем покончат, тогда будет иной разговор. Нам скажут.

Боря с Женей вышли. Верней Борис резко прекратил разговор и вышел из ординаторской, а Мишкин рванул следом за ним.

— Не обращай внимания. Мало что этот сириец будет тут нам вещать.

Борис пошёл шефу. Махмуд был ординатор, учившийся по обмену, и подчинявшийся не больнице, а кафедре. И Борис Исаакович просил разъединить их. «Так лечить, — сказал он шефу, — нельзя. Отдайте его другому». «Ну, возьми ты» — предложил он Мишкину. «Нет, нет, — взвился Женя — это будет предательством по отношению к другу». «Ну, развели сентиментальниченье! Работать надо. Это ж политика! Занимайтесь делом. У тебя же, Борь, операция. И иди. Мало идиотов что-ли?! — Шеф засмеялся. — А ты не лезь в чужую войну. Лезете вы всюду». «Мне должен ассистировать Махмуд. Как я буду оперировать?» «Беда мне с вами. Слона из мухи делаете. Я его позову сейчас, а ты бери другого в помощь. Может, ты, Женя, поможешь?»

Операция, резекция желудка, оказалось типичной, стандартной. Прошла без изысков. Так что друзья ещё смогли во время отработанных временем движений ещё и пошептаться, пользуясь эвфемизмами, чтоб сестра не поняла, о своих домашних проблемах. Женя о том, что делать и где жить и с кем. Боря, как и с кем работать, а с кем жить он знал. Это у него было отработано.

Он сбегал по лестнице к выходу из больницы, будто за ним гонятся. У входа стояла «скорая». Собиралась отъезжать. «Ребята, в каком направлении?» Он хотел домой, но машина ехала совсем в другое место. Но как раз там-то и жила одна из его подруг, с которой он не виделся уже, наверное, с полгода. Роман у них был краткий, но бурный. Расстались они не ссорясь, а так как-то у обоих объявились, так сказать, видно, другие мысли, идеи, приоритеты. Борис был в возбуждении после услышанной реакции на ту далёкую войну, что его-то задевала как-то, а уж ребят в ординаторской ну никак… Ан, вот как-то. «Кто ж я для них?»