Исаакские саги

Он поглядел на Риту. Молода ещё: после выпивки, со сна, да и не больно спокойно у них и ночь прошла, а выглядит хорошо. Молода ещё. Ну, ведь не потому, что он начальник. Молода. Хороша!

Вчера утром они вдвоём оперировали. Она ему помогала. Хорошо Рита помогает. Операции сближают. Они уже вроде бы, и родственниками стали. Хм, кровниками. Но не по кавказски, а по хирургически. Вот именно. Он с ней оперировал до конца. Мог бы как начальник оставить её — пусть зашивает сама. Главное-то он сделал. Но нет — достоял с ней до последнего шовчика. Видно, не хотел расставаться. Предчувствовал? Знал. Хотел? И она. Она точно. Он чувствовал. Иначе, какой же он бабник.

Рита открыла глаза. Не было в них ни раскаяния, ни смущения. Или там застенчивости. Сейчас! Жди. Мало ли, начальник! Был начальник. Улыбнулась, выпростала из-под одеяла руки и обняла… бывшего начальника. Впрочем, послезавтра, в понедельник он снова будет начальником.

Вот ведь, что значит молодость: недлинные рыжеватые волосы сохраняли вчерашнюю прическу. Глаза чистые, ясные. Всё улыбается. И силы сохраняются — обняла, притянула. Что ж «назвался груздем — полезай в кузов». Раньше надо было думать. Дела!

Из ванной Рита вышла в халате нараспашку.

— Борис Исаакович, чай, кофе? Что-нибудь поедите?

Вот так! Всё равно, Борис Исаакович. Разница в четверть века. Ему думалось, что лицом в грязь он не ударил. Но, вот, всё равно, Борис Исаакович. И не Иссакыч, и не Барсакыч.

Душ горячий, потом холодный не породил в нём сомнения или какие-либо другие негативные эмоции, переживания. Или, совсем уж вздор, — раскаяние! Не возродил и повторные желания. Четверть века разницы. Может, в квартире и гуляли встречные желания, но не от него исходили. Борис Исаакович в ванной сразу оделся по полной программе. Только что пиджак висел на стуле в комнате.

Он был спокоен и никаких совестливых размышлений. Он предупредил дома, что, возможно, переночует в больнице. Отчасти, так и есть. Вообще-то, хорошо. И кофе был хорош. Со сливками. Достаток не достаток, а вполне на уровне. Бублики мягкие с маслом и сыром. Вкусно.

Допивал кофе, когда Рита подошла сзади обняла его, запрокинула голову и поцеловала. И всё-таки, Борис Исаакович… Да и в ответ — четверть века разницы.

— Зайду в больницу. Взгляну на наше вчерашнее производство.

— Там и опохмелиться можно. — Засмеялась хирург первой категории. — Я тоже зайду.

— А тебе что? Нужда опохмелиться?

Продолжил, по-видимому, всё ж, смущённое ёрничанье хирург высшей категории.

— Больной-то из моей палаты.

Наконец, какая-то реакция на новые их совместные действия, на новые слова между ними. «И не поймёшь — зарделись ли щёки, алея от счастья… ну не счастья — радости; или багровея от гнева… Причём тут гнев — бред. Интересно, а что на его витрине имиджа? Тоже новые слова, но не их личные, а, так сказать, общественные. Да и ничего не отразилось под челом его высоким. Вот это всё у него в голове крутилось. Всё же… Как говорится, слова в простоте не подумает. „Все они…“» — И Борис Исаакович засмеялся.

— Вы чего?

— Да так. Не обращай внимания.

«Нет, рдеют от смущения».

В больнице всё было в порядке. Дежурные убрали, так сказать, из зала для поддачи, все приметы и признаки прошедшего юбилея. Опохмелиться, хоть и не было нужды, да и нечем уже. Ушло, исчезло, употреблено. Иссакыч страсть, как не любил, когда на дежурстве кто-нибудь из его ребят пил.

— Барсакыч! Всё путём. Отдали санитарам в приёмнике.

Не проверять же.

Пора домой. Рита осталась в отделении с дежурными.

Нет, не решился он ехать на своей машине. Оставил её в больнице. Нанял — старые слова — левака.

Водило оказался разговорчивым. Школьный учитель. Подрабатывает. Разумеется, зарплаты не хватает. Всю дорогу он рассказывал про свою жизнь, комментировал происходящее на дороге.

— Во, смотри-ка! Мальчишка! Дурак. Ведь вон подрезал того. Ещё чуть бы… и собирай ложками. Покупают права и думают, что в своём праве. Мои мальчишки в школе, правда, в младших классах ещё, а все говорят про машины. А папашки купят им… И работы всем. Вы из больницы едете. Кто лежит у вас там?

— Работаю там.

— Доктор что ли? Похожи. Хирург? Нет?

— Похож?

— На хирурга? Не очень. Я так сказал. Мужчина в больнице должен быть хирургом. Вот после таких пацанов склеивать покалеченных. Не для женщин. Бабское дело сострадать, а не собирать мужиков по кусочкам. Хотя, некоторым образом, как мы учим: «Есть женщины в русских селеньях» Русские женщины, они, конечно, похлеще мужиков. Вон у нас женский спорт… Вообще, русский спорт, русская сила… Ну смотри, смотри… Чего попёр он!? Ну, уступи. Нет, не может русский человек уступить. Силу должен показать.

— Так уж учат: дальше всех, быстрее всех, выше всех…