Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2

Работа Николая II над отречением (и над текстом, поскольку он не фальшивка, но если даже текст фальшивка, то над процедурой, которую, как мы опять же видим, отменить невозможно) вообще происходила без Церкви. Царя не интересовало получение от Церкви благословения на отречение или, упаси боже, на «стояние». Церковь миропомазала царя, но взять у нее благословение на уход ему даже в голову не пришло. Церковь сдавала царя, царь — церковь.

Правила, приличия, нормы уже никого не интересовали: ни одних, ни других. Но… и узы семейной, клановой солидарности были порваны с такой же беспощадностью, как истлевшие от «бобка» гнилые веревки.

Господа Аверьянов и Мультатули называют отдельных изменников. Очень странные господа! И странный список изменников. Николай Николаевич изменил? Рузский, Брусилов, Крымов, Корнилов?

Вы помните фильм «Операция «Ы» и другие приключения Шурика?» Там есть знаменитая фраза: «Огласите весь список». Ну, так я и оглашаю вместо Аверьянова и Мультатули.

Первое место в этом списке у не названного по понятным причинам Великого князя Кирилла Владимировича, чья семья особо усердствует по части необходимости общероссийского покаянства (так и хочется сказать «окаянства»).

Но есть и другие, кому вроде бы надо каяться больше, чем рязанскому мужику. Это Великие князья Борис Владимирович, Николай Михайлович, Александр Михайлович, Сергей Михайлович, принц Александр Ольденбургский. Кто не изменил Николаю II, кроме генерал-адъютанта Хана Нахичеванского и генерал-лейтенанта графа Ф. А. Келлера?

Кто не изменил, если изменили церковь, близкие родственники, двор, подавляющее большинство генералитета?

И спрашиваю в который раз подряд: КТО ОТВЕЧАЛ В СТРАНЕ ЗА КАДРОВУЮ ПОЛИТИКУ? А? Не слышу! Кто назначал этих генералов-изменников? Silentium…

Спор по поводу личности Николая II бесконечен. Да, был такой Михаил Кольцов, который восхвалял царя Николая II. Наверное, это был искренний и умный человек — допускаю. И на основании его свидетельства ваш покорный слуга, по мнению Аверьянова и Мультатули, должен устыдиться легковесности своих суждений о личности Николая II.

А если мне кажутся более адекватными нелицеприятные отзывы Витте, то это, конечно, значит, что я красный пропагандист. «Старший товарищ», придумывающий «агитационные клише». Наверное, даже сосед А.С.Ципко по ЦК КПСС…

Нет, я всего лишь сын историка, и я понимаю, чего стоят свидетельства Витте, прекрасно знакомого с императором (в отличие, заметим, от Мультатули, Аверьянова и всей «Екатеринбургской инициативы»). Витте — прекрасного психолога, администратора, государственного деятеля, одного из умнейших и независимейших людей своего времени. Я понимаю, что вымарывать свидетельства современников (Витте, Кони и десятков других людей, к большевизму никакого отношения не имевших) может только белый неумный цензор, он же — бывший красный неумный цензор. За счет таких вымарываний нам предлагают «открытие собственной цивилизации», «восстановление социальной ткани Отечества»?

Почему-то вспоминается Галич — и не его политическая сатира, а сатира бытовая: «Вот на койке я сижу нагишом и орудую консервным ножом». И видится мне этот консервный нож новой белой цензуры, которым кромсают «социальную ткань Отечества», добиваясь открытия «собственной цивилизации» и выковыривая «агитационные клише», придуманные «старшими товарищами»… Не знаю, добьются ли радеющие за монархию господа таким способом метанойи (перемены ума), но паранойя им обеспечена. Ладно бы только им!

Глава X. Преодоление исчерпания — запись в полевом дневнике, 29 октября 2008 года

Если бы речь шла лишь о «-нойных» (мета-, пара- etc) суждениях двух конкретных ревнителей покаяния–2… Ан нет. Один из государственных каналов российского телевидения на 99 % занят подобной «-нойностью». Да и другие. Речь идет о политической войне — войне за сознание лиц, ответственных за решения.

Эта война приобрела особо наступательный характер после избрания Медведева. Понимание того, чем она чревата, побудило меня к объединению в одном исследовании политической полемики и собственно философии. К работе в жанре публицистического (и философского) марафона.

Марафон подходит к концу. Исследование оказалось нужным и существенным для думающей и политически небезразличной части нашего общества. В каком-то смысле оно оказалось даже более существенным, чем это можно было предположить в момент, когда возник странный замысел, воплощенный в цикле «Медведев и развитие».