Исчадия разума

Мэри, подумал Лэнсинг. Может, громадный хищник выгнал ее из лагеря? Напугал ее? И куда она отправилась? И отправилась ли куда-нибудь? Может, Воющий, поиграв с ней в те же глупые игры, что и с Лэнсингом, в конце концов напал? Лэнсингу стало дурно от одной этой мысли.

Если, испугавшись зверя, Мэри бежала, без сомнения, она должна была направиться в гостиницу: только там она могла надеяться на убежище. Великий боже, взмолился Лэнсинг, помоги ей добраться!

Животное приблизилось; спускаясь по склону, оно завиляло хвостом (Лэнсинг помнил, что волки никогда не виляют хвостом); углы его рта приподнялись в улыбке, обнажив множество зубов. Стараясь держаться на расстоянии, Лэнсинг был вынужден сойти с дороги. Воющий пересек дорогу; он шел не прямо на человека, но, все приближаясь, теснил его на юго-восток.

Игра длилась уже несколько часов. Солнце достигло зенита и стало клониться к западу. Лэнсинг знал, что впереди должна быть река, она текла с запада и впадала в русло, вдоль которого они шли в бедлендах. На месте слияния двух рек стояла гостиница. Зверь не должен заставить его перейти реку, иначе Лэнсинг никогда не попадет в гостиницу; зверь будет теснить его все дальше и дальше, пока человек не упадет от изнеможения.

Ближе к вечеру, поднявшись на вершину невысокого холма, Лэнсинг увидел реку и спустился к ней. Дойдя до воды, он оглянулся. До Воющего не более пятидесяти футов. Лэнсинг вынул нож и остановился в ожидании.

— Ну, и что же дальше? — поинтересовался он у хищника.

Воющий был огромен — в плечах футов десять. Опустив голову и вытянув морду, он медленно приближался к Лэнсингу; один шаг, другой. Косматое существо выглядело неряшливым: как неубранная постель, подумал Лэнсинг. И, бог мой, до чего же огромен! Стоит ему разок щелкнуть челюстями — и конец.

Лэнсинг сжал нож, но не поднимал оружие. Он не сделал ни единого движения, наблюдая за зверем. Воющий подходил все ближе и ближе. Он уже совсем рядом; он поднял морду и зарычал.

Сделав над собой усилие, Лэнсинг остался недвижим. Где-то на границе сознания возникла смутная мысль: а что, если он пошевелится? Как ни странно, ему удалось сохранить неподвижность.

Хищник сделал еще шаг вперед. Теперь его морда всего в футе или около того от человека. Он уже не рычал. Все еще сжимая нож, Лэнсинг положил руку на голову зверя. Лохматое существо расцвело от удовольствия. Оно придвинулось ближе и уткнулось носом в грудь Лэнсинга; от толчка тот чуть отступил назад. Лэнсинг погладил морду и почесал зверя за ухом. Воющий повернул голову, подставляя ухо.

Лэнсинг чесал зверя за ухом, Воющий застыл от удовольствия. Он издал горловой звук и слегка толкнул человека, нежно прижимаясь к нему.

— Ну хватит, — решительно произнес Лэнсинг. — Не могу же я гладить тебя весь день. Мне надо идти.

Словно бы поняв смысл его слов, Воющий заворчал. Лэнсинг вынужденно сделал еще один шаг назад, в воду. Осторожно убрав руку с массивной головы, он повернулся и пошел вброд через реку.

Вода была ледяной, но он шел вперед не оборачиваясь, пока не достиг середины потока; вода доходила ему до колен. Тут он оглянулся: зверь с несчастным видом стоял на берегу и смотрел ему вслед. Потом он подошел к речке, опустил лапу в воду, но тут же отдернул и потряс ею.

Лэнсинг рассмеялся и продолжил переправу. Выбравшись на сухое место, он опять оглянулся. Зверь все еще стоял на другом берегу. Увидев, что Лэнсинг остановился и смотрит на него, Воющий сделал два шага в воду, но отпрыгнул назад и отряхнулся.

— Прощай, друг, — сказал Лэнсинг и быстро пошел вниз по течению.

Обернулся он, пройдя полмили. Зверь так и не перешел реки. По-видимому, холодная вода ему не понравилась.

Лэнсинг торопился. На всякий случай, решил он, будет нелишним увеличить расстояние между ним и Воющим. Зверь не принадлежал к тем, кто вызывает доверие.

Солнце зашло, но Лэнсинг не спешил с ночлегом. Он шел вперед, то и дело переходя на бег. Луна заливала безлюдную местность холодным белым светом. На востоке журчал поток.

На рассвете Лэнсинг остановился, развел костер, сварил кофе и поел немного. Ничто не напоминало о Воющем.

Лэнсинг очень устал и хотел спать, но поднялся и заставил себя продолжить путь. Когда он добрался до гостиницы, солнце поднялось уже высоко. Зал пуст, в нем было темно и промозгло. Огонь в очаге не горел. И картежников за столом не было.

Никто не отозвался на зов Лэнсинга. Он пересек комнату и в изнеможении упал в кресло у потухшего камина.

Спустя некоторое время из кухни появилась круглолицая хозяйка в клетчатом переднике.

— О, — воскликнула она, — это опять вы!

— Сюда приходила молодая женщина? — прохрипел Лэнсинг, — Вчера или позавчера?

— Да, точно, была.

— А где она теперь?

— Она ушла. Сегодня утром. Рано утром.

— А вы не заметили, куда она пошла? В каком направлении?

— О нет, сэр. Я была занята.

— Она что-нибудь просила передать? Может, оставила записку?

— Кажется, да, — кивнула женщина. — Я ее спрятала. Сейчас принесу.

Хозяйка торопливо вышла; Лэнсинг ждал. Через некоторое время женщина вернулась и поставила на стол перед Лэнсингом бутылку и кружку.