Исчезнувший оазис

«Чероки» свернул за угол и пропал из виду. Энглтону не терпелось узнать, в чем замешана Кирнан и каким будет ее следующий шаг. Слишком много осталось белых пятен. Однако чутье подсказывало ему держаться Броди и Хэннен, не упускать их из виду. По наитию Энглтон оглянулся — куда это смотрит Кирнан, уж не на свой ли телефон косится? — и поехал вслед за джипом, крутя одной рукой руль, а другой нажимая кнопки мобильного.

У себя в кабинете Гиргис снял трубку и оперся на крышку стола.

— Устраивайтесь, господа. Подозреваю, что ночь нам предстоит долгая.

Перед ним в высоких кожаных креслах расположились Бутрос Салах, Ахмед Усман и Мухаммед Касри. Салах взбалтывал в бокале бренди, Усман и Касри попивали чай.

— Ну так как? — просипел Салах гортанным, прокуренным голосом. — Будем сидеть и ждать?

— Именно, — ответил Гиргис. — Полагаю, вертолеты заправлены? Оборудование готово к погрузке?

Салах кивнул.

— Стало быть, пока больше делать нечего.

— А если нас водят за нос?

— Значит, дадим близнецам проявить себя, — сказал Гиргис, кивая на экранную панель вдоль стены. Один монитор показывал комнату этажом ниже: братья гоняли шары на бильярдном столе.

— Не нравится мне это, Романи, — просипел Салах. — Торчат тут как две занозы.

— Есть предложение получше?

Советник что-то буркнул себе под нос, глотнул бренди и затянулся сигаретой.

— Значит, будем ждать… — Гиргис откинулся назад, сложив руки. — Будем сидеть и ждать.

За полтора часа до этого, после побега Броди и девицы из Маншият-Насира, его буквально трясло, он корчился как припадочный, орал и постоянно отряхивался, словно по нему бегали насекомые, а теперь был спокоен и собран до неузнаваемости. Эта черта больше всего угнетала его приближенных — исступленная ярость хозяина неожиданно сменялась в нем холодной трезвостью, и наоборот. Нельзя было предвидеть, как он себя поведет, как с ним обращаться. Это всех выбивало из колеи, однако вполне устраивало Гиргиса.

Слуга принес еще чая. Четверо собравшихся еще раз прошлись по списку матчасти, подтверждая готовность всех элементов операции к срочной переброске. После этого двое удалились, оставив хозяина и Салаха наедине: Касри пошел в библиотеку работать на ноутбуке, Усман — поразвлечься с девицами, которых Гиргис держал для гостей и подручных.

— И все равно мне это не нравится, — ворчал Салах, давя окурок и тут же прикуривая новую сигарету: зажигалка висела у него на шейной цепи. — Слишком много оставляем случаю.

Гиргис улыбнулся. Им с Бутросом довелось многое повидать. Касри к ним примкнул двадцатьлет назад, Уман — только семнадцать. Зато Салах был при нем с самого начала. Они росли по соседству, в одной развалюхе Маншият-Насира. И тогда, и сейчас Гиргис считал Бутроса своим ближайшим поверенным, можно даже сказать, единственным другом — хотя, случись что, запросто перерезал бы ему глотку. Сантиментов в делах он не допускал.

— Все под контролем, Бутрос, — сказал он. — Если Броди что и откопает, мы узнаем первыми.

— Он уложил четверых, мать его! Такого никогда не было. Никогда! Поймать бы его да глаза вырезать, а не потолок здесь заплевывать!

Гиргис с ухмылкой вышел из-за стола и хлопнул напарника по плечу:

— Поверь, Бутрос, успеется. Вырежем все, что захочешь, — глаза, яйца и так далее. Девку тоже ослепим за компанию. Но не раньше, чем найдем оазис. Пока для нас это важнее всего. Как насчет партейки в нарды?

Салахеще поворчал, но потом тоже улыбнулся, допил коньяк, докурил сигарету.

— Прямо как в старые времена, — произнес он.

— Как в старые времена… — Гиргис сел в кресло напротив, достал из-под журнального столика складную доску с инкрустацией.

— Помнишь, мы пацанами играли на этой доске, — сказал Салах, помогая расставлять фишки. — Нам ее отец Фрэнсис подарил.

Гиргис улыбнулся, выкладывая фишки на игровое поле.

— Кстати, что с ним стало? — спросил он.

— Ты что, охренел, Романи? Мы же его пришили, когда он узнал про дурь и хотел нас заложить.

— Точно, точно. Вот старый балбес.

Гиргис встряхнул кости в кожаном стаканчике и выбросил две шестерки. Его ухмылка стала шире. Похоже, сегодня ему везло.

Флин и Фрея уехали от Молли в полдевятого вечера. Броди, одержимый мыслью о том, что Гиргис как-то мог их выследить, еще минут десять петлял по улицам, постоянно оглядываясь в зеркало — нет ли сзади «хвоста». Наконец они вернулись на то же шоссе, которое раньше привело их в город. Какое-то время они ехали молча, как вдруг, к ужасу Фреи, англичанин резко вывернул руль налево.

— Твою мать! — завопила Фрея, хватаясь за приборную доску: «чероки» прорвался сквозь соседний ряд и вылетел на встречную, где к нему следами трассирующих пуль слетались огни. Грянула яростная какофония из гудков; легковушки и пикапы судорожно завиляли, уходя от столкновения. Флин, стиснув зубы, лавировал в потоке встречных автомобилей, пробираясь к развязке. Там Броди пересек еще одно шоссе — последовала новая порция гудков и слепящих огней фар, — после чего, протрясясь по газону разделительной полосы, «чероки» встал в свой ряд. Не отрывая взгляда от зеркала заднего вида, Флин чуть сбросил скорость.