Ищейка

— А сам ты кто? Знаешь, сколько из-за тебя баб по деревням ревет?

— Значит, не отпустишь?

— Не отпущу.

— Ну тогда стреляй. Я с места не сдвинусь.

— Зачем стрелять. Сейчас мне подмога подоспеет. За уши тебя потянем.

Действительно, со стороны деревни уже слышался рев автомобильных моторов, лай вновь всполошившихся, уже притихших было собак.

— Ладно, сдаюсь, черт с тобой, — тяжело вздохнул Кузьмич. — Скажешь начальникам, что я, дескать, добровольно… с повинной явился…

— Это можно.

— Но учти, не будет тебе больше в жизни счастья. Прокляну я тебя. Я умею. Меня бабка научила. И тебя прокляну, и детей твоих.

— А детей зачем? Дети тут ни при чем.

— Хорошо, детей не буду, — немного подумав, сказал Кузьмич. — Но тебя все равно прокляну…

Если на белом свете есть кто-то равнодушный к славе, то это скорее всего тот, кто этой славы уже хлебнул по самую завязку. Ну а если тебе довелось попробовать ее впервые, да еще полным ковшом, тут уж равнодушным остаться никак нельзя. Этот тезис доказал свою справедливость и на примере Кулькова, переживавшего в эти дни свой звездный час.

Люди, еще совсем недавно относившиеся к нему с полным безразличием или открытой неприязнью, теперь здоровались первыми и уважительно жали руку. В числе двенадцати других особо отличившихся сотрудников (начальника, его заместителя, шофера начальника, Дирижабля, Печенкина и семи столичных майоров) он был поощрен денежной премией в размере половины оклада.

Посмотреть на Кулькова прибыл сам начальник Управления — генерал-майор внутренней службы Лыков. Тут, правда, не обошлось без маленькой накладки. Фигурой, ростом, прической (а вернее, полным отсутствием таковой) и зеленым цветом мундира генерал весьма напоминал инспектора Госпожнадзора капитана Кашкина. Следуя без свиты по темному и извилистому коридору первого этажа, он нос к носу столкнулся с Дирижаблем, только что прибывшим в отдел и ничего не знавшим о визите высокого гостя. Не удивительно, что Дирижабль обознался и, поравнявшись с генералом, хлопнул его рукой по плечу, радушно здороваясь:

— Привет, старый пень!

— Здравствуйте, — сдержанно отозвался генерал.

Первым побуждением осознавшего свою ошибку Дирижабля была попытка пасть на колени, однако Лыков придержал его.

— Простите, товарищ генерал-майор! Обознался!

— Ничего, ничего, — сказал Лыков, делая безуспешные попытки обойти тушу Дирижабля то слева, то справа. — Со всяким может случиться.

— Простите! — продолжал реветь Дирижабль. — Больше не повторится! Честное офицерское!

— Считайте, что ничего не было.

— Как же не было! Было! — Убедившись, что непосредственная опасность миновала, Дирижабль стал искать способ извлечь пользу из этого случая. — Мне как раз подходит срок на очередное офицерское звание. Не задержите?

— Не вижу причин.

— Значит, обещаете?

— Обещаю.

— А если отдел кадров задержит?

— Хорошо, я прослежу лично.

— Вот спасибо, товарищ генерал-майор. Вы уж там не забудьте!

На этом они и расстались, оба чрезвычайно довольные — генерал своим демократизмом, а Дирижабль — перспективой получения новой звездочки, которую в обычных условиях ему пришлось бы дожидаться не один месяц.

Затем генералу был представлен бледный от страха и восторга герой дня. Лыков разрешил ему подержаться за свою вялую руку, сказал несколько ободряющих слов и согласился лицезреть несложный фокус, заключавшийся в том, что во взятой наугад книжке генерал прикоснулся (опять же наугад) к одной из страниц, каковую Кульков тут же быстро и безошибочно отыскал. Корреспондент ведомственной газеты «Всегда на страже» взял у него пространное интервью. Кто-то в штатском, человек серьезный и загадочный, поинтересовался способностями Кулькова по запаху находить яды и взрывчатку. Молодой, да ранний лейтенант из политотдела предложил объявить по области, а может, и по республике почин: «Учиться жить и работать по методу Кулькова».

Его сфотографировали у развернутого знамени, его имя занесли в книгу Почета, его избрали членом группы народного контроля.

Ну как тут было не закружиться бедной травмированной головушке!

— Загляни-ка ко мне! — сказал ему заместитель начальника через пару дней.

Когда они оказались вдвоем в кабинете, сплошь завешенном вымпелами и заставленном переходящими знаменами, заместитель даже предложил Кулькову сесть, что в общем-то было не в его правилах.

— Есть мнение присвоить тебе звание отличника милиции, — многозначительно сказал он.

— Спасибо, — солидно поблагодарил Кульков, уже начинавший привыкать к сладкому бремени славы.

— Да и в сержантах ты засиделся. К ноябрю готовь старшинские лычки.

— А может, дали бы мне квартиру с удобствами? — Кульков решился высказать свое самое сокровенное желание.

— Подумаем и над этим… Ты себя, конечно, зарекомендовал в последнее время, но учти, что все это пока вроде как аванс… Старыми заслугами долго не проживешь. Надо и в дальнейшем стараться.

— Я стараюсь.