— Я не знаю, пишут ли это в твоих книжках, док, но у дури есть одно забавное качество — если нанюхаться ее в группе, то и бред будет один на всех. Странно, но с раствором так не бывает. Поэтому торговля дурью всегда рассчитана на бедняков, полляна с рыла, полгорсти семян, комнатка, которую можно закрыть снаружи, когда обкуренные начнут беситься, и по пять-семь потоков клиентов за ночь. Я даже видел умника, который соединил десяток таких комнаток одной трубой и пускал дым от общей курильни, экономист... Но с дури, как я уже сказал, быстро сходят с ума. С богатыми это не нужно. Богатые обычно готовы платить, а если у человека есть деньги, выгоднее тянуть их из него так долго, как только можно. И здесь нужны две вещи: чтобы клиент быстро привык и не мог без наркотика, и чтобы было за что эти деньги просить.
— Например, белый мак, — задумчиво произнес Эрех.
Йон кивнул, не отрывая взгляда от страницы с детальным изображением сердца в разрезе.
— Белый мак в этом деле идеален. Редкое, веками проверенное средство. Приучить к нему клиента можно за один раз, а жить на нем он будет не менее десяти лет. Растет только в предгорьях Северного хребта, везут его аж из Тилеи, да с недавних пор еще и в медицине используют, что, вроде как, гарантия качества.
Эрех буркнул что-то неразборчивое, Йон понимающе улыбнулся. Морфин, вещество, добываемое из белого мака, недавнее открытие какого-то тилейского коновала, впервые поставило под вопрос необходимость кормить и содержать детей Наэмы при госпиталях. И даже если белый мак еще не научились выращивать вне полей под Северным хребтом, само открытие существенно повлияло на заработки целителей. Экономия она такая, ей только дай предлог, пусть и призрачный.
— Но есть еще одна особенность. Богатые любят экзотику. Курить один только мак им скучно, они разнообразия хотят. Отсюда и контрабанда коры боятского падуба, и синий пещерный гриб, и настойка на стручках степного бархата, и небеса знают, что еще. Вот это, док, настоящая сокровищница, неиссякаемый источник золотишка. Есть даже подпольные лаборатории, где все это мешают и выдумывают. Лет пятнадцать назад один придурок решил, что в мозгу человека есть какие-то вещества счастья и начал готовить экстракт, — Йон поморщился, вспомнив те невеселые полгода. — Фокус был в том, что мозг он вытаскивал из живого человека, предварительного напоенного настойкой пещерного гриба. Или повальное увлечение ушастыми лягушками, которых возили контрабандой с самого Эфеса, потому что они, якобы, выделяют какую-то очень веселящую слизь. Представь, что местная элита платила по сто лян за право разок облизать лягушачью задницу. Одним словом, зачем я тебе это рассказываю...
Йон вернул атлас на полку и обернулся.
— Вы хотите сказать, что вот это, — Эрех кивнул на пробирку, — очередная экспериментальная идея?
— Угу.
— То есть тул Ойзо, сын магистрата...— парнишка мысль не закончил, но выражение омерзения на его лице говорило само за себя. Он действительно ненавидел наркотики.
Интересно, почему? Что здесь причина, а что следствие?
— Богатенький сынок, что ты хочешь.
— Но... Но я не нашел никаких видимых следов приема наркотиков. Он был прекрасно развит, сильная мускулатура, жировая прослойка достаточная для человека, привычного к физическим упражнениям и хорошему питанию. В книгах по анатомии это называют «мужественное тело». Классический образчик. Правда, есть первые признаки грядущего увеличения печени, но они встречаются у многих представителей высшего общества, предпочитающих вино воде, — ничего не понимающий Эрех заморгал. — Чумные же, прежде всего, теряют аппетит и интерес к выпивке.
— Значит, увлекся не так давно, делов-то, — Рейке хмыкнул, все же док был по-детски наивен. — А до этого были другие увлечения. Кстати! Ты, когда его потрошил, не заметил ничего женственного на его мужественном теле?
— Вы о чем? — Эрих оторопел и часто-часто захлопал длинными ресницами.
Йон поглядел на крайне растерянное личико и его решительный ответ пошатнулся под тяжестью смутного сомнения.
— Гм... Судебные медики называют это сглаживанием складок прохода под воздействием неестественных актов. А магистратские кличут таких мужчин устрицами.
Мелкий сначала не понял, заморгал чаще. Потом до него дошло.
Густая алая волна залила целительские щеки.
— Вы...В-вы... — тоненько проблеял Эрех, язык у него отнялся.
— Мальчик, ты ж врач! Откуда такое смущение? Да ты бабу-то голую хоть раз живьем видел, э? — Док покраснел еще больше, оттопыренные уши пламенели рубинами, прям хоть свечи зажигай. Йону стало одновременно смешно и совестно. — И зачем я спросил? Забудь про бабу. Может, тебе водички дать попить, ты же сейчас в обморок грохнешься.
— Н-нее... не надо, — парень шумно выдохнул, пытаясь взять себя в дрожащие руки. — Нормально там все было. Никаких... сглаживаний.
— Значит нет, — задумчиво ответил сам себе Йон, имея ввиду теорию, возникшую после прощальных слов Катрионы. — Но он мог и не быть нижним... Тогда почему его не интересовали женщины?
Он осекся под отчаянным взглядом юноши, хмыкнул.