- Ты решал сам. Я только пытался предугадать каждый твой шаг, решение же всегда оставалось за тобой, ирвен. И твоя победа - всегда твоя. А вот если бы я посвятил тебя в этот план, ты бы, пожалуй, назвал меня безумцем и попросту прибил. Я не прав? - я тяжело вздохнул.
- Прав. Только можно я буду называть тебя Теодуш? Артирус мне не нравится, - буркнул я, чем вызвал громкий заливистый хохот. А потом я спросил:
- А зачем ты накладывал чары воскрешения? - вот сейчас в голосе прозвучала нескрываемая обида.
- Ты бы все равно там не остался, Виктор. Верь не верь, но магию а'рантьяки наложили только на гроб, который должен был восстановить твое тело. Душа же могла и не вернуться. Я сильно рисковал, ведь ты мог остаться там или упасть вниз. Но все вышло так, как вышло, и, клянусь, я не сумел бы ничего изменить. - Теодуш посерьезнел, говоря эти слова. Оставалось вздохнуть и поверить. Странный я человек! Ведь теперь у меня впереди целая жизнь. Целый шанс найти то, что искал. Жить с Силной и с братом, нянчить племянника...
- А где Азот и Лаурон? Они живы? - сердце бешено забилось. Опять в голове роилось великое множество вопросов, которые я боялся задавать. В комнате теплился мягкий огонек, а'рантьяки, закончив свои исцеляющие действия, ушли, притворив двери. Теодуш улыбнулся:
- Живы, естественно. Азот была нужна мне, потому что под властью Венца я лишился памяти об обретенной вечности, а Азот напомнила бы мне. Приказ доставить ее ко мне я отдал бессознательно. Она жива и здорова, ни ее ребенка, ни ее саму никто не тронул. Да и ты здоров, ирвен Виктор. Не надоело валяться в постели, изображая умирающего? Всю вторую жизнь ты этим и занимаешься, - ехидно усмехнулся Теодуш, новые морщинки проявились возле родных теплых глаз. Я рассмеялся, искренне и счастливо. Огромный груз свалился с плеч. И правда, хватит мне лежать в постели, меня ждет... А что меня ждет? Политика? Я не чувствовал в себе сил решать за народ. Я давно уже понял, что это бессмыслица. Утопия там, за чертой, разделяющей жизнь и то, за гранью смерти. Здесь же замкнутый круг - к власти рвутся лишь жестокие и недостойные люди либо власть их портит. Влиять на умы и души людей - гиблое дело, ибо все мы недостойны это делать, ведь самая маленькая оплошность способна запустить машину смерти, остановить которую не сможет никто. Самый маленький просчет, не тот ход пешкой, и все - пария проиграна. Нет уж, хватит с меня ошибок. Я не хочу этого, до панического ужаса не хочу, до скрежета зубов и воткнувшихся в мясо ногтей.
- Не бойся, ирвен Виктор. Это моя забота, еще десятка на три-четыре меня хватит. А дальше что... Судьба и матушка Илен будут благосклонны к нам - все пойдет правильно. Нет - уж как будет...
- А что с Илен? - вдруг задал я волновавший меня вопрос. Теодуш хитро прищурился.
- Об этом узнаешь, когда придет время, ирвен Виктор. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, так говорила бабка моя. Да ведь, ирвен?
***
Я сидел в большой зале за обеденным столом, укрытым белоснежной скатертью, рядом сидела в ослепительно-белом платье рыжеволосая красавица, испуганно, но счастливо осматривающаяся по сторонам. Пышные залы и красивые наряды бедной сельской врачевательнице были внове, и даже за недели проживания во дворце и подготовки к свадьбе Силна не смогла привыкнуть к этой роскоши. Рыжие волосы были собраны заколкой на затылке, локонами спадая на прекрасное лицо. Девушка нервно теребила край платья и кусала губы, но глаза лучились счастьем. Хрупкая фигурка, выгодно подчеркнутая белоснежным атласом, сосредотачивала на себе взгляды всех присутствующих. Отрезая кусок большого, украшенного глазурью, торта, Силна тихо смеялась, прядки рыжих волос упали на глаза, и девушка, смешно фыркнув, попыталась сдуть их. Я вскочил со своего места и сжал новоиспеченную жену в объятиях.
- Горько! Горько! - раздался сопровожденный ехидным смешком голос Лаурона. Ему стали вторить все собравшиеся. Теодуш встал со своего кресла подле заметно округлившейся Зефиры и произнес, лукаво улыбаясь:
- Пусть горько вам будет только сейчас, в остальное время пусть горечь будет легкой приправой к сладости. Сладкой жизни не желаю - такое можно разве что мухам пожелать.
Я притянул Силну за талию, заглянул в сияющие глаза, в которых искрились лучи солнца и загорались драгоценные изумруды.
- Люблю тебя, милая, - прошептал я, касаясь губами ее губ и убирая с лица прядь огненно-рыжих волос. Силна хихикнула, приподнимая худенькие плечики и заливаясь краской. А потом сильным движением сжала мне шею и крепко поцеловала. Я ответил на поцелуй, а гости громко закричали. Краем глаза я увидел, как Зефира крепко сжала руку Теодуша, а тот поцеловал в лоб свою беременную жену. Она любила его, любила по-настоящему, нежно и крепко, без ненужных страстей и всплесков. А он души не чаял в своей девушке из эфира. А я сжимал в объятиях самый драгоценный изумруд во всем мире...