Ищущий убежища

Под крики и рев толпы Гервез сделал робкий шаг, затем еще один и, наконец, зашагал в направлении выхода с кафедрального двора – к дороге, ведущей к Западным воротам и уходящей далее на Плимут.

Сержант с охранниками пробили для него путь через враждебно настроенную толпу, после чего рядом с отрекшимся остался один только стражник, который должен был провести его до ворот и удостовериться, что, по крайней мере, территорию города он покинул живым.

Коронер, а рядом с ним Гвин и архидиакон, провожали взглядами удаляющуюся фигуру.

– Ну вот, путь начался! Хотя, – произнес Джон, – в какой-то степени несправедливо, что человек, на совести которого две или три жизни, уходит от виселицы, а ребенка, укравшего кувшин, наказывают смертной казнью. – В голосе Джона звучали одновременно горечь и философское спокойствие.

– Кстати, как дела у солдата, которому прошлось пройти испытание? – поинтересовался Джон де Алекон. – Выходит, его обвинили несправедливо.

Разумеется, регент занял противоположную позицию:

– Это только доказывает справедливость ритуала. Он выжил после ожога, значит, он ни в чем не виновен.

– Выжил, но чего это ему стоило, – заметил Джон. – Его спасло только крепкое здоровье. Будем надеяться, что стараниями сестер милосердия он снова обретет былую силу.

Ответа у Томаса де Ботереллиса не нашлось, и он промолчал, а архидиакон высказал надежду, что Алан Фитцхай найдет в своей душе достаточно великодушия, чтобы простить шерифа за его действия.

Толпа постепенно рассасывалась, хотя несколько мальчишек и умалишенных последовали за де Бонвиллем до городских ворот; но в целом ненависть горожан, похоже, угасла с той же быстротой, что и появилась.

И все-таки Джон чувствовал себя беспокойно, будучи не в силах равнодушно наблюдать за исчезающим силуэтом отрекшегося и раскаявшегося преступника.

– Знаешь, у меня из головы не идет Палатайн. Не зря они сопровождают тех, кого изгоняют из города, не зря, честное слово, – проговорил он, обращаясь к Гвину.

Корнуоллец и бровью не повел:

– Собаке собачья смерть, вот что я скажу. Если найдется добрый человек, который разрубит его на куски топором или мечом, я только удачи ему пожелаю.

Жестоким рассуждениям воина помешало появление Матильды, которая, прервав разговор с собеседницей из числа зрителей, приблизилась к Джону. Гвин, не питавший теплых чувств к жене коронера, что, вобщем-то, было взаимно, мгновенно исчез. Коронер отметил, что и дипломатичная Неста тоже незаметно растворилась в толпе.

– Для разнообразия ты, дорогой, кажется, в этот раз все сделал правильно, – заявила Матильда. Несмотря на довольно язвительные слова, тон ее был сравнительно доброжелательным, и Джон почувствовал, что на сей раз жена им явно довольна.

– Знаешь, мне жаль, что этот молодой человек отделался так легко, но законы прибежища и отречения являются нашей традицией с давних пор, – сказал он.

Матильда, впрочем, не считала, что Гервез де Бонвилль легко отделался.

– Он ведь потерял все, правда? Честь, положение, имущество и наследство, так ведь?

Муж подумал, что для Матильды перечисленные потери были гораздо страшнее смерти.

– У отрекшихся есть странная привычка– возвращаться, – мрачно предсказал он. – Даже если – упаси, Господи, – король Ричард умрет, в законе не сказано ничего по поводу продолжения ссылки после окончания его царствования. И вообще, многие из отрекшихся тихонько возвращаются в страну после того, как шумиха стихает.

– Уж это тебя не должно волновать, Джон. Ты с честью выполнил свой долг, и большего от тебя не требуется.

Они медленно шли по направлению к Сент-Мартин-лейн, но Джон никак не мог избавиться от гнетущего чувства тревоги и ответственности за несчастного преступника, тяжело бредущего сейчас по дороге на Плимут, чтобы найти там капитана корабля, который согласится доставить его во Францию.

Единственное, за что Джон мог похвалить себя, – это за то, что его ненависть к негодяю не повлияла на выбор порта. Тем не менее, ярость толпы, несмотря на ее недолговечность, заставляла его сомневаться в том, что де Бонвилль достигнет Плимута в добром здравии.

Погруженный в свои мысли, коронер не заметил, как они добрались до дома.

– Ты перекусишь сейчас или чуть позже? – осведомилась Матильда. – Мэри может что-нибудь приготовить, если ты голоден.

Проявляемая Матильдой забота о его благополучии была чем-то новым, и Джон сам удивился тому, как она его обрадовала. Не потому, что обнаружил в себе внезапно пробудившиеся чувства к жене; скорее, он невыносимо устал от непрекращающихся перепалок и ссор. И все же сейчас его больше занимали другие мысли. Он принял неожиданное решение:

– Нет, но я зайду переодеться – сменю плащ и надену другие сапоги.

Он сменил одежду на более подходящую для верховой езды и повесил на плечо перевязь для меча. Матильда поинтересовалась, куда он собирается.

– Прокачусь, посмотрю на нашего изгнанника – хочу убедиться, что он, по крайней мере, из города вышел живым.