К тому времени, как Томас покончил с обильной порцией жирной баранины, хлеба и сыра и пристроился у огня с кружкой сидра, его раздражение по поводу того, что его отослали из Эксетера, полностью улеглось. Как и его хозяин в «Буше» предыдущим вечером, он погрузился в блаженную мечтательность, порожденную плотным кушаньем и сидром. Он подумал, что если удача будет на его стороне и наутро хозяин таверны не возьмет с него плату за завтрак, то, благодаря щедрости сэра Джона, он станет на целых два пенса богаче. На какое-то время писарь предпочел позабыть о данном ему поручении, удобно расположившись на краю скамьи и наслаждаясь согревающим душу напитком и атмосферой спокойствия и уюта.
Где-то через час он неохотно поднялся от потрескивающего поленьями камина и направился к дальней стене комнаты. Там хозяин таверны вышибал пробку из непочатого бочонка с элем, пытаясь вставить на ее место деревянный кран, прежде чем некоторая часть содержимого выплеснется в подставленное снизу кожаное ведро. Полагая разумным не выдавать свою причастность к властям, клерк начал расспрашивать о покойном как о давнем приятеле.
Сие, однако, ни к чему не привело, поскольку дородный хозяин был более озабочен тем, чтобы не пролить эль, и, казалось, не мог припомнить своего прежнего постояльца.
– Это самая оживленная таверна на пути между Эксетером и Бридпортом. Я не помню и четверти народу, что здесь бывает, – убежденно ответил он.
– Даже человека с сарацинским мечом в изогнутых ножнах? У него еще была серая лошадь в яблоках с черным пятном на глазу.
Хозяин на мгновение задумался, придерживая бочонок на подставке. Затем он покачал головой.
– Нет, раньше тут много такого народу бывало, с мечами и лошадьми, но чтобы недавно – не припомню. Ты лучше конюхов расспроси, они чаще видят постояльцев и лошадей их тоже.
Томасу пришлось удовлетвориться таким ответом. Вздыхая и противясь сильному желанию разозлиться, он направился к двери и остановился на пороге. Тьма на дворе стояла кромешная, и, несмотря на отсутствие церковных колоколов, отбивавших время, он догадался, что оставалось всего несколько часов до полуночи. Когда глаза Томаса привыкли к темноте, он разглядел мерцающий свет за правым углом строения, видимо, от смоляных факелов, освещавших стойла. Он решил последовать совету хозяина таверны и направился в сторону конюшни.
Более опытный человек поостерегся бы разгуливать в одиночку в окрестностях проезжего тракта посреди ночи, но годы затворничества в монастырских кельях не подготовили Томаса к опасностям подобного рода. Стоило ему завернуть за угол, как неведомо откуда появившаяся рука схватила его за горло. Одновременно на его живот обрушился удар такой силы, что большая часть выпитого сидра и съеденного ужина выплеснулась изо рта, будто выпущенная из лука стрела. Задыхаясь и оцепенев от ужаса и боли, писарь все же понял по разразившимся вслед за этим проклятиям, что содержимое его желудка угодило прямо в лицо одному из нападавших, но торжество его долго не продлилось.
– Ах ты, грязная скотина, – по-английски прорычал разбойник, и возмездие быстро настигло Томаса в виде удара в лицо, расплющившего губу и заставившего кровь фонтаном хлынуть из носа, как эль из бочонка хозяина таверны.
Оглушенный и уверенный в близости конца, он почувствовал, что сползает на землю, однако наполовину придушившая его рука придержала обмякшее тело клерка. Мгновением позже Томас услышал, как второй его противник срывает с его пояса заветный мешочек, в котором хранились несколько перьев, камень, приносящий удачу, и все его состояние, заключавшееся в трех целых пенсах и нескольких половинах и четвертях. Человек высыпал содержимое мешочка на ладонь и уставился на него в тусклом свете факела, горящего на другом конце двора. Он закатил Томасу еще одну оплеуху, на этот раз угодив ему по затылку.
– Паршивые три пенса! Ты всегда нищих грабишь, недоумок? – прошипел он, обращаясь к напарнику.
Прежде чем грабитель, державший Томаса, успел ответить, ситуация внезапно и кардинально изменилась.
Сквозь пелену боли и страха клерк услышал чей-то возглас и металлический лязг вынимаемого из ножен меча, лезвие которого тускло блеснуло в мерцающем свете факела. Грабитель, срезавший кошелек, издал отчаянный вопль боли, рука на горле Томаса внезапно ослабла, и он рухнул на землю.
– Вставай и сражайся, подлое отродье! – прогрохотал владелец меча, но разбойники уже скрылись во тьме.
По мере того как зрение и слух возвращались к нему, Томас осознал, что над ним нависает чья-то огромная тень. По уже знакомому лязгу он понял, что меч вернулся обратно в ножны.
– Хоть одному из этих свиней кровь пустил. Не бегай он так быстро, снес бы ему башку! – проговорила тень с некоторым сожалением, согнувшись пополам и не слишком бережно водрузив Томаса на ноги. – Ну-ка, давай на тебя посмотрим – вроде бы, все на месте и ничего не сломано. Пойдем внутрь, на свету разберемся. Нам обоим не мешает пропустить по кружке чего-нибудь крепкого.