Ищущий убежища

– И даже если бы у нас не было этого объяснения, доказательства, основанные на царапине на ножнах, и сомнительные утверждения по поводу того, был ли упомянут Тотнес или нет, не могут служить основанием для вынесения обвинительного приговора. Что касается обвинения в нападении, вполне естественно, что человек, которому предъявили фальшивые обвинения, попытался воспользоваться единственной оставшейся для него возможностью, а именно, попытался скрыться. И если при этом он ранил коронерского офицера, кто посмеет обвинить его в том, что он пытался себя защитить?

После столь наглого выворачивания доказательств наизнанку шериф повернулся к своему зятю и с самодовольной усмешкой посмотрел ему прямо в глаза:

– А посему настоящий суд выносит следующий вердикт: подсудимый не совершил никакого преступления, и с него снимаются все обвинения. Кроме того, я хотел бы кое-кому напомнить, что, по устоявшемуся в судебной практике принципу autrefois aquit, впредь оправданного нельзя будет во второй раз обвинить в совершении того же преступления.

Он поднялся, всем своим видом показывая, что процедура завершена, и тут же бросился к епископу, чтобы помочь тому спуститься с помоста. Вскочившие со своих мест Гервез и Мартин, похлопывая сквайра по спине, поздравили его с победой и, не задерживаясь, присоединились к толпе, выбиравшей из зала суда на грязный внутренний двор замка, под проливной дождь.

Когда Джон, Гвин и Томас покидали зал, они увидели всех троих мужчин из Питер-Тейви, направляющихся к главной башне замка. Там де Ревелль собирался угостить их ужином перед тем, как определить на ночлег на постоялый двор, – было уже слишком поздно, чтобы отправляться в долгий обратный путь до поместья.

– Тоже мне, суд! – пробормотал Гвин. – Все зависит от того, кто у вас в друзьях.

Губы Джона были так плотно сжаты, как скобы капкана. Его удивил не столько фарс, свидетелем которого он только что стал, сколько та легкость, с которой были отметены все доказательства, – никто даже не удосужился сделать вид, что всерьез рассматривает возможность виновности Болдуина. Их бесцеремонность оказалась еще более наглой, чем он ожидал. Но он, обладая бульдожьей хваткой, отнюдь не собирался мириться с поражением.

– Еще не все потеряно, Гвин. Мы еще посмотрим, чья возьмет.

Джон отказался принять спокойное отношение жены к событиям вокруг дела де Бонвилля. Из непримиримого противника недельной давности она превратилась в рассудительного партнера по дому, но не в сторонника. Бесцеремонное вторжение шерифа со свитой в их жилище накануне вечером расстроило ее гораздо меньше, чем предполагал Джон. Он боялся, что жена тоже может обернуться против него и встать на сторону брата. Однако Матильда не обмолвилась ни словом – ни критикуя его, ни поддерживая. После фиаско с судом над Болдуином коронер ожидал, что супруга напустится на него, называя глупцом, который только воду мутит, и возвращался домой из замка с некоторой опаской. К его удивлению и благодарности, Матильда довольно сдержанно спросила, как же на самом деле обстоят дела.

Когда Джон объяснял жене, в чем состоят доказательства виновности сквайра Болдуина, у него сложилось впечатление, что она разрывается между лояльностью по отношению к брату и верностью королевской короне и своему законному мужу, с которым неразрывно был связан ее собственный статус. Если он падет, ей тоже не удержаться в верхах. Отсюда коронер сделал вывод, что Матильда благоразумно оценивает сильные и слабые стороны каждого противника, вероятно, намереваясь присоединиться к потенциальному победителю. С тех пор, как она допустила его к себе в спальню, он вел себя с чрезвычайной осмотрительностью, не желая давать повода для нового раскола в отношениях между ними. И все же допуск в спальню был чисто формальным: удобный матрас и крепкий сон, но не супружеские обязанности.

Чувствуя, что ему приходится шагать по тончайшему льду, после ужина Джон извинился за то, что вынужден оставить ее, пояснив, что ему необходимо поговорить с Томасом де Пейном о назначенных на завтра повешениях.

Матильда оставила его объяснения без комментариев и молча поднялась в свои покои, отдав себя в распоряжение Люсиль, которая занялась укладкой волос хозяйки для предстоящего на следующее утро торжественного служения в церкви Святого Олава.

Как только жена скрылась за дверью, Джон, набросив на плечи тяжелый плащ, торопливо зашагал по Айдл-лейн к таверне «Буш».